– Что ты, у меня никогда не получится!
Лонолон в ответ только покачал головой.
Я освоил нигдеанский. Далеко не в совершенстве, но освоил. Научился и ещё одной вещи, прежде казавшейся ещё более невероятной – ментальному общению. Лонолон говорил так со мной с самого начала, но это отличалось от диалогов с себе подобными. Слова, хотя и беззвучные, отражались в моём сознании. А между собой нигдеанцы общались, не используя слов, прямым контактом разума. Язык, ни разговорный, ни письменный, им, по большому счёту, был не нужен, и существовал как память о прошлом.
Поначалу я и представить не мог, что буду способен ответить Лонолону не голосом и даже не «мысленными словами», а как настоящий нигдеанец. Но это оказалось возможно – понадобились только моё желание учиться, и время.
Правда, естественная лёгкость, с которой прямое ментальное общение даётся негдианцам, для меня так и осталась недостижимой. Чаще мы с Лонолоном всё-таки вели мысленные «разговоры».
Путешествуя, мы никогда не обсуждали маршруты заранее. До тех пор, пока Лонолон не предложил отправиться в горы Южного полюса. Собственного имени у них нет, их так и называют – Горы.
Пойти туда я согласился с радостью, побывать в нигдеанских Горах мне было интересно. Дорога заняла больше года, который на Нигде примерно равнялся свефийскому.
Иногда я расспрашивал Лонолона о том, что мне предстоит увидеть. Он говорил: в Горах проще, чем где-либо ещё на планете, соприкоснуться с присутствием вселенной. А ещё рассказал, что там живут Смотрящие. Они – единственные из нигдеанцев, кто странствует не по всей планете, а только по Горам.
Я не совсем понял, кто такие Смотрящие. Но решил что они вроде жрецов-учителей, движение которых, Игванде, было основано на Свефе под руководством Сабона Свидетеля, и распространилось по всей линаэнской системе. В своё время я, как предписывало моё положение в обществе, посещал проповеди Игванде, но они не очень-то меня трогали.
Но теперь я не на Свефе… И не так глуп, чтобы отрицать всё из одного стремления к противоречию.
Не в силах сдержать любопытства, я задавал новые и новые вопросы о Смотрящих, но Лонолон только улыбался:
– Зачем тебе мои слова, Свеф? Ты сам вскоре с ними встретишься.
Когда мы подошли достаточно близко, чтобы увидеть Горы, я испытал настоящее потрясение.
К хмурому нигдеанскому небу возносились неприступные тёмные скалы с седыми от снега вершинами. Их острые пики, подобные стройным башням, поднимались вверх на огромную высоту, доставали до туч – а облачный слой на Нигде находится гораздо выше, чем на многих других планетах. И таких пиков были сотни…
– Нам ни за что туда не взобраться! – воскликнул я.
– Прошу, не торопись с выводами.
Нигде – необыкновенный мир. Порой кажется, что привычные законы природы здесь не действуют. Но, может быть, только кажется.
Мы совершили восхождение. Не раз я думал, что вот-вот задохнусь от снежного ветра, не раз нога соскальзывала с гладкой поверхности горных уступов, и я чуть не срывался в тёмную льдистую бездну. Если Лонолон и мог подняться в Горы как-то иначе, не тратя таких усилий, то я не мог точно, и он проделал весь путь со мной, терпя те же, что я, неудобства.
Да, Горы – самое суровое место на Нигде, но они не лишены своего очарования, пасмурной, беспокойной гармонии. И как многое в этом мире, они способны удивлять.
Там есть небольшие площадки, рядом с которыми горные пики расположены таким образом, что потоки воздуха завиваются воронкой. Если забраться на такую площадку, окажешься в Тодж Иэ Амайи – «сердце вихря, где спокойно». Будешь стоять в тишине, а ветер – носиться вокруг, и его порывы тебя не коснутся.
Иногда вершины Гор своими очертаниями напоминали мне величественные замки Окиллена и Окилхеда – миров-соседей из системы Глаза Праваджи. И я задумывался: сотворены ли Горы природой, или самими нигдеанцами? Но Лонолон никогда об этом не говорил, а я не спрашивал.
Мы взбирались всё выше, но до сих пор не встретили никого из Смотрящих. Может, они – всего лишь миф? На это Лонолон сказал:
– Они так же реальны как ты или я, но покажутся, когда сочтут нужным. И – если сочтут.
Они сочли нужным, когда мы с Лонолоном поднялись почти до максимально возможной высоты второго по величине пика Гор. Сказать по правде, я поначалу немного разочаровался, хотя старательно это скрывал. Смотрящие ничем не отличались от остальных нигдеанцев. Их было трое. Вообще-то, конечно, их больше, но мы встретили троих. Имён двоих из них я так и не узнал, а третьего звали Нир. Это произношение символа нигдеанского языка, означающего в разных случаях пустоту, отрицание, либо – взаимосвязь. Конечно, ничего общего между Смотрящими и жрецами-игвандийцами не было, никаких учений они давали.
Мне показалось, что Нир и Лонолон знакомы. По большому счёту все нигдеанцы, даже те, которые никогда не встречались, в определённой степени «знают» друг друга – между ними существует психологическая связь. Гораздо более ясная и отчётливая, чем у хивинийцев, но не такая крепкая, как, например, у тэ’исх, колонии разумных водорослей с планеты Тиодо, обладающих единым сознанием на всех. Тэ’исх не могут жить по отдельности друг от друга. А каждый нигдеанец обладает собственной индивидуальностью.
Но в отношении Нира и Лонолона я имею в виде не это, а личное знакомство. Тем не менее, проявлять чрезмерное любопытство я не стал. У всех нас есть право оставлять что-то в тайне даже от своих друзей.
Проведя в обществе Смотрящих какое-то время, я понял, что они не во всём подобны другим своим собратьям. В них есть замкнутость, погружённость в себя. Точнее, не столько в себя, сколько через собственные ощущения – в то самое «присутствие вселенной», о котором упоминал Лонолон.
Я почти понял, что это значит. В Горах, особенно рядом со Смотрящими, даже я, менее восприимчивый, чем коренные нигдеанцы, в полной мере ощутил себя каплей в огромном, безграничном океане жизни. О «коренных» нигдеанцах я говорю потому, что к этому времени начал считать себя тоже нигдеанцем, настолько этот мир стал мне близок.
В последний день пребывания на вершинах, перед тем как начать спуск, мы с Лонолоном остановились в одном из «сердец вихря». Потом появились Нир и двое безымянных. Мне казалось, что где-то поблизости собрались и другие Смотрящие, только мы их не видим.
Вместе мы просидели там всю ночь. Для нигдеанцев в тёмное время суток это обычное времяпрепровождение, они не спят. В ту ночь не спал и я. Утром, когда из-за облаков показался Киорин и осветил горные вершины, мы с моим спутником отправились в обратный путь, почти такой же нелёгкий, как восхождение.
После этого мы долго путешествовали вдвоём, не расставаясь, потому что ни он, ни я не нуждались тогда в одиночестве. Это было хорошее время, наверное, самое лучше. Я всё больше узнавал и любил мир Нигде.
Иногда Лонолон рассказывал мне нигдеанские легенды и предания. Особенно запомнилась притча о Линн До, одном из первых Смотрящих.
