Что тут делается, иногда с разных сторон отзывается до десятка дамских голосов: ти-у, ти-ти: «Здесь мы, милый, сладкой ягодой губы красим!»
На звуки манка реагирует и настоящий самец-рябчик, это небольшая, величиной с голубя, птица в пепельно-сером наряде с черным треугольным, как бабочка, пятном под клювом. Он возмущенно пищит: «Ти-у, ти-у, ти-ти-ти. Это что за нахал тут моих курочек клеит!»
Петушок, шумно хлопая крыльями, спешит к сопернику на разборку и попадает под выстрел.
По библейским заповедям убиение зверей и птиц для пропитания грехом не является, но разум и совесть призывают человека не брать у природы ничего лишнего, а хранить и приумножать творения Создателя поколениям будущего.
Невдалеке от начальника, отвлекая от раздумий, застрекотала моторная пила, а вскоре послышался глухой удар о землю поверженного дерева. Тебелев тяжелой походкой направился к рабочим, но, дойдя до предупреждающего знака «Стой, опасная зона. Валка леса!», остановился. К нему подошел мастер леса Александр Лобанов, и он, щурясь от солнца, говорил:
– Сегодня день безветренный, валка пойдет спокойно, без угрожающих ситуаций.
– В этом деле шутки бывают плохи, – напоминал начальник, – ты, Саша в это дело зри в корень.
Тебелев общался с Лобановым по-товарищески, оба фронтовика – один танкист, другой летчик-штурмовик. Надо ли сомневаться, что люди, испытавшие ответственность воинского долга, и в годы восстановления от разрухи окажутся на высоте трудовой славы. И забота о здоровье и безопасности на производстве волнует руководителей прежде всего.
– Ты, Саша, каждой бригаде, каждому рабочему напоминай, чтоб у каждого на голове каска была, – продолжал начальник, – учи безаварийной работе, и чтобы у каждого в кармане лежало удостоверение о прохождении инструктажа по технике безопасности труда.
– За этим слежу строго, мне сверху видно все, ты так и знай, – шутил мастер. – Все бригады укомплектованы народом, техникой и ГСМ, сегодня древесины заготовим не одну сотню кубометров, лишь бы железнодорожники не подвели с вывозкой.
– Не подведут! – твердо заверил Тебелев.
VII
Вальщик Чумаков держит пилу наготове, а сам, задрав голову, смотрит вверх, определяя наклон дерева. Это важно, при пилении может зажать режущую часть пилы – шину. В худшем случае дерево может повалиться в обратную сторону и раздавит пилу, а может случиться и похуже, о чем бригадир знает не понаслышке.
Избежать неприятной ситуации помогает Юрка, он длинным рычагом с насаженной на конце вилкой толкает подпиленное дерево в нужном направлении, но, к сожалению, и такой метод помощи иногда бывает неэффективным. У сосны сучков мало, недаром в старину из этой части ствола вытесывали корабельные мачты, и наклон такого дерева определить легко. У ели же крона густая, снизу доверху покрыта зеленой хвоей. В урожайный год вершину ее украшают будто покрытые сусальным золотом, пахнущие смолой шишки.
Вольготно на елках белкам. Колючая шуба ели – надежная защита от врагов и холода, пушистая белочка из тонкого хвороста домик построит, осенью грибочков насушит, а за шишками далеко бегать не надо, они над головой – живи да радуйся.
Наклон ели сразу не определишь, пока не отойдешь. Вальщик, выбирая позицию, ходит туда-сюда, хорошо если летом, а зимой передвигаться с тяжелой бензопилой от дерева к дереву по пояс в снегу нелегко. Оно, конечно, помощник разгребет проход к дереву, но на это уйдет много времени. В народе говорят: «Зимний день короче воробьиного клюва». Вот и попробуй выполнить норму, а это путь к зарплате.
Потому-то низкорослый бригадир Батманов не дожидается траншеи, он кидает пилу вперед и ползет к ней по-пластунски, как бывало на фронте, снова кидает – снова ползет, добираясь до дерева. Одежда вальщика – штаны и телогрейка мокры от пота и снега. Пробравшись к сосне, Батманов отряхается от налипшего снега и, громко вспоминая какую-то мать, заводит пилу.
Чумаков, оглядевшись, выпиливает на дереве шап, скалывает этот кусок древесины и продолжает пилить с противоположной стороны. Из глушителя летит синеватый дым, горкло пахнет сгоревшим маслом, слезятся глаза, опилки прилипают к одежде.
Ствол попался толстый, мотор пилы захлебывается от перегруза, едва проворачивая острую цепь, вальщик что есть мочи давит на пилу, помощник, уперев конец рычага себе в живот, толкает дерево.
Наконец в месте запила слышится треск, сосна, цепляясь ветками за подруг, будто прощаясь, медленно со стоном валится и глухо падает на землю.
Мужики, давая пиле отдохнуть, садятся на пни и, вытирая ручейки соленого пота, закуривают.
Всякий раз сокрушающий удар напоминает Чумакову о технике безопасности, он нервно поправляет на голове каску. Недаром ему на перроне начальник сделал замечание на предмет трезвости – правильно сказал, но ведь без водочки, без ее вдохновляющей поддержки в этой беспросветной жизни скучновато.
Чумаков, вставая, уж который раз поправляя на голове каску и при этом беззубо ухмыльнувшись, громко восклицал, чтоб помощник слышал:
– Эх, тяжела ты, шапка Мономаха!
А помощник переспрашивал:
– Дядя Толь, какого монаха шапка?
Но бригадир не отвечает, а, глядя на поверженный лес, спрашивает:
– Ну что, Юрка, сколько мы лесу навалили?
– Счас, дядя Толь, подсчитаю!
Парень встает на пень, смотрит на ровно уложенные стволы и, тыча пальцем в воздух, считает.
Юрка радостно сообщает:
– Половину дневной нормы уже сделали, на один вагон напилили!
– Ну, маши рукой, пускай тракторист древесину волочит на эстакаду.
На пасеку по волоку двигается трелевочник, впереди торопливо шагает Тавис. Он, как и многие мужчины в Карасьярах, окончил курсы трактористов, даже поработал на технике, но дело у него не пошло, и вот теперь он чокеровщик.
Трактор, щедро дохнув солярным дымом, развернулся на месте, разорвав сталью гусениц прошнурованную корнями землю. Горько и сильно пахнуло травой и мхом.
Из кабины вышел передовик производства Сорокин Николай Петрович. Родился он в деревне Удельная Юринского района в декабре 1935 года. В этой же деревне окончил 4 класса школы. Так и жил, не покидая границ района, зарабатывая на жизнь где придется и кем придется. Отслужив в армии, вернулся в Удельную, познакомился со своей будущей супругой Людмилой. В ноябре 1958 года поженились, уехали жить в Карасьяры.
Николай работал на лесозаготовке, по вечерам учился, осваивая технику. Людмила Петровна долгие годы работала истопником в детском саду, ее любили дети. О трудолюбии тракториста Сорокина не раз писала районная газета «Юринский рабочий». Супруги вырастили двух сыновей и дочь. Все получили хорошее образование, живут и трудятся в России.
