– Мотор заглох, ничего не могу поделать.
– Не могу поде-елать! – передразнивает Пеньков. – Айда, посмотрим!
После внешнего осмотра двигателя Григорий Василич обнаружил течь топлива, затянув ключом штуцер трубки, скомандовал: «Давай заводи!»
Лешка крутит ручку заводухи, но безрезультатно.
– Все понятно, – махнул рукой Григорий, – в систему трубок высокого давления попал воздух. На этом штуцере надо заменить медную шайбу. Есть шайба?..
Лешка долго копается в инструментном ящике и наконец признается: «Нету».
– Ничего у вас, молодых, нету, – бурчит Пеньков и идет к своему бульдозеру.
Вскоре на просеке, раздирая стальными гусеницами лесной ковер, вышитый корнями плодородной земли, с натужным ревом трудились оба бульдозера.
Человек, проживающий в дремучих лесах, порой скучает по просторам, смене пейзажей. В детстве Антошка жил в небольшой деревушке среди полей, там в золотистых колосьях пшеницы на горизонте купается солнце, а за песчаными перекатами бегут по волнам белые барашки великой Волги. Антон Никитич до сих пор помнит крик голодных чаек, прохладный ветер военных лет.
Конечно, жизнь в лесном поселке совсем иная, куда ни пойдешь, то елка, то сосна, потому волжские просторы Антону снятся часто. Однажды ему подарили репродукцию картины художника Репина – «Бурлаки на Волге».
Антон Никитич прикрепил ее на самом видном месте и с восхищением смотрит на песчаные перекаты, бирюзовую гладь реки, но вот люди-оборвыши, тянущие лямками баржу, у него в душе вызывают беспокойство. Он стоит перед «Бурлаками» со слезами – лямка Антону знакома, ватагой пацанов приходилось тянуть плуг на огородах.
Беляеву, не получившему должного образования, трудно понять тонкости замысла художника, он пошел в библиотеку и отыскал описание картины и узнал много интересного… По берегу Волги под палящим солнцем тянут против течения тяжелогруженую баржу одиннадцать бурлаков. Медленно движутся они, усталые и измученные. Ноги вязнут в глубоком песке, яркое солнце, освещая пустынное побережье, немилосердно палит их головы, а они шаг за шагом идут вперед и тянут свою лямку. Бесконечно длинна Волга-матушка, бесконечен и тяжелый путь этой ватаги.
Во главе бурлацкой ватаги шествует Канин – невысокого роста, широкоплечий богатырь с тряпицей на голове, которая, пряча волосы, открывает лоб человека-мыслителя, много передумавшего и выстрадавшего на своем веку. На лице и в глазах – выражение простодушия, доброты, печали. По правую руку от Канина, добродушно посмеиваясь и ворчливо подбадривая соседей, с огромной медвежьей силой тянет лямку нижегородский боец, богатырь-коренник; по левую руку – в исступлении наваливается на лямку всей тяжестью своего тела Илька-моряк, ожесточенно и иронически смотрящий исподлобья в упор. Следом за ними, меланхолично покуривая трубку и не утруждая себя чрезмерными усилиями, спокойно шагает длинный как жердь бурлак в шляпе. Несколько отступя от него, еле бредет истощенный и больной старик, жестом мучительного отчаяния стирающий рукавом пот со лба. В порыве боли, обиды и возмущения на короткий миг распрямляется молоденький паренек Ларька, пытаясь поправить лямку, к которой он никак не может приноровиться. Сзади него опытный спокойный старик-бурлак на ходу, не сбавляя лямки, достает кисет с табаком и деловито набивает им трубку. За стариком как-то егозливо и неуверенно, мелкими шажками идет солдат в сапогах и картузе. А рядом Грек, который гордо и упрямо выполняет свою работу, устремляя вдаль тоскующий взор. Шествие замыкает понуро и удрученно плетущийся бурлак, с трудом передвигающий непослушные ноги.
Образы бурлаков воплощают покорность судьбе, протест и озлобление, невозмутимость или простодушие. Показывая неимоверные усилия людей, исполняющих «службу» скотинную, Репин основное внимание уделяет раскрытию характеров бурлаков и их переживаний.
… Как-то воскресным днем Толька Васильков, известный как непредсказуемый шутник, проходя мимо дома Беляева и увидев хозяина с лопатой на грядках, предложил ему передохнуть.
– Отдохни, перегрелся ведь! – с присущим ему сарказмом крикнул Васильков.
– Вот с утра грядки копаю, – вытирая взмокший лоб, отвечал Антон, приглашая прохожего посидеть на крыльце и, сняв сапоги, повесил портянки на забор.
Его мозолистые ступни тут же облепили комары.
– У тебя, Никитич, комары-то крупнее наших – как воробьи! – комментирует Толька.
– Да-а, – улыбается Антон, – этого добра хватает, вчера мошкара налетела, дышать нечем было, так и бросил лопату.
– А у меня жена грядки копает. Я в этом деле как-то не того, – Васильков витиевато покрутил рукой.
– Чево тут сложного? Бери лопату – и того. земля весной мягкая!
День набирал силу. Солнце поднялось выше крыши сарая, в поселке звонко горланят петухи, а над болотом в поднебесье с бараньим блеянием танцуют брачные бекасы.
– Бекас – птица болотная, но считается пернатой дичью, на нее городские охотники охотятся, – со знанием дела говорит Антон.
– А чего в ней есть-то, коту мяса на глоток, – смеется Толька.
– Дело не в мясе, а в традиции, такой охотой раньше промышляли дворяне, а простой народ этого не понимал. Я бы на тетеревов сходил, да ружьеца нету.
Васильков вдруг замер, насторожился:
– Слышь, где-то колесо телеги скрипит?
Антон посмотрел в синь неба:
– Это не телега скрипит, а журавль курлычет, свою подругу ищет.
– Да, может быть, улетела она к какому-нибудь гусю, а может, это журавлиха ищет своего мужа? – умозаключает Васильков.
– В жизни всякое случается – чего гадать… если любит – далеко не улетит, а не любит – скатертью дорожка, счастливого полета. Ты, Толька, по делу что ли пришел?
– Коза не ночевала, вот хожу, смотрю – вторые сутки не доеной шляется.
– Вот-вот, и моя не ночевала, а в квартире трое «козлят», – ворчит Антон.
– Это ты о чем? О жене, что ли?
– Да я так, – и чтобы перевести неприятный разговор на другие рельсы, Беляев предлагает кое на что взглянуть.
Вынося «Бурлаков», он надеялся на взаимопонимание, что вместе с Васильковым они поплачутся по оборванцам, обездоленным людям. Но Толька, глянув на картину, громко захохотал:
– Ого-о, сколько пьяных! Гляди-гляди, вон тот – последний – уже готов, свою лямку в сторону потянул, счас упадет и уснет. А на барже в красной рубахе купец стоит и кричит: «Тяните, тяните веселей, я еще водочки налью!» А вот эти мужики, что впереди идут, – продолжал Толька, – нам с тобой не чета – богатыри, тянут, как кони, слева – который курчавый, верно бригадир, но тоже деньжат на одежонку не накопил. Лентяев в бригаде хватает – хотя бы этот длинный как жердь мужик – на нашего Кольку Сазанова похож, он баржу не тянет, потому что – не своя ноша.
Беляева коробило от рассуждений Василькова о бурлаках, он горячо объяснял:
