Сильная рука кузнеца схватила меня, и я, как мокрый котёнок, снова оказался в лодке. Дядя Антон было зашумел: что мол, купальный сезон закончен давно. Но, видя как красное лицо моё синеет на глазах от холода, молча погрёб назад.
Я вылез из ботника на берег, вылил из валенок воду и, вспоминая наказ матери близко к берегу не подходить, уныло побрёл домой.
Мой старший товарищ утку всё же достал. С хорошим настроением он приближался к причалу.
Петровна закончила работу и, улыбнувшись, захотела взглянуть на трофей охотника. Посмотрев на утку, хозяйка прижала холодные ладони к груди, а на лице её тот час обозначился гнев.
– Ты что, окоянный наделал? – гневно зашипела она.
– А что? – недоумевал кузнец.
– Да ты мою утку убил! Видишь, на лапке красная тряпица завязана? У меня все утки так обозначены.
– Да не ругайся, Петровна, послушай, как дело получилось…
– И слушать не желаю, – кричала хозяйка. – Кто тебе позволил моих уток убивать? Я вот на тебя в суд подам.
Теперь уже кузнец не сомневался, что крякуха оказалась не дикой, а домашней. Видимо, этой птице удалось убежать из сарая и по льду добраться до полыньи ещё до прихода этого пацана – Лёньки, из-за которого он сейчас и страдает.
– Не узнал я твою утку-то, – оправдывался охотник.
– Ах, не узнал?! – ещё громче зашумела хозяйка. – Моих уток весь посёлок знает.
– Петровна, прости уж меня. Я тебе, ну, хочешь, два заслона скую?
Петровна ещё покричала, пошумела на Антона, но всё же успокоилась и, прищурив глаз, спросила:
– Жесть есть?
– Есть, есть, – охотно ответил кузнец.
– Парочку противней скуёшь? А то пироги не на чем печь.
– Скую, скую!
Петровна пошла домой, держа тяжёлую утку за голову, но вдруг обернулась и сказала:
– Сегодня жаркое приготовлю. Приходите вечером к нам с женой.
Проходя торопливой походкой возле дома, кузнец на крыльце увидел мать:
– А где Лёнька-то? – спросил дядя Антон.
– Твой помощник на печке сидит.
«Вот сорванец, вот хулиган – сгубил чужую утку. В четвёртый класс ходит, а уток не отличает», – ругал в душе меня, начинающего охотника, дядя Антон. Но, вспомнив приглашение Петровны, круто повернулся и зашагал в кузницу.
Первое ружье
В истории государства было такое время, когда люди уезжали в степи – поднимать целину: целинники были в почёте. Вот и в нашем посёлке нашёлся желающий – поработать на чужбине. Он с вечера «хорошо» попрощался с друзьями, а утром проснулся – голова болит. Пошарил по «сусекам» в квартире – пусто. Нечем подлечиться. Хотел пойти к знакомым, а дверь снаружи заперта. Жена повесила замок и удалилась по делам. Рассердился «целинник», дёргает дверь туда-сюда, но открыть не может. Лом бы помог, да лом в дровянике. Вспомнил мужик про ружьё. Просунул ствол в щель, жмёт и давит. Дверь всё на месте, а ствол кочергой согнулся. Принялся дядя бить в дверь прикладом. Разбил приклад вдребезги, но из заточения освободился. Выбросил хозяин обломки ружья и в сердцах уехал на целину без жены.
А Валера, мой друг, подобрал обломки и говорит:
– Восстановлю ружьё, как новое будет!
– Может, подаришь мне? – попросил я, а сердце так и стучит в надежде.
Друг окинул меня взглядом с ног до головы, вспомнил мои заслуги и согласно кивнул:
– Хорошо, я сделаю из тебя охотника.
Пришли в кузницу к дяде Антону, показали кривой ствол. Антон Анисимович, соображая, что с ним делать, размышлял недолго, сказав:
– Кувалдой, мужики, нельзя. Сквозь мятое дуло ни дробь, ни пуля не пролезет. Надо покумекать, как эту железяку спрямать.
В кузнице зашумел подающий воздух электромотор. В горне, ярко пощёлкивая, загорелись угли. В помещении стало жарко. В центре кузни – звонкая наковальня. Слева от гона бочка с водой, а рядом, на специальном щите, кузнечные инструменты. Тут молотки разной величины, секаторы, зубила, клещи и прихваты.
Хозяин скинул с себя рабочий костюм, снял рубашку. И мы впервые увидели, что у Антона Анисимовича от плеча до плеча виден след удара саблей. Этот страшный шрам пугал и в то же время приковывал к себе взгляд. Кузнец с годами раздался вширь. Молодость давно покинула его, но характер в нём остался прежним. Антон Анисимович общителен и, как каждый хороший специалист, весел, работает с огоньком.
– Лёнька, живо тащи из сарайки сухой песок! – командует он. – Песок в ящике, совок на гвозде.
Антон закупорил конец ствола паклей, насыпал в дуло со стороны патронника песку, потуже забил и тоже заткнул.
– Теперь в стволе вмятин не будет. Я таким способом трубы рихтую, – улыбнулся кузнец и, взяв с верстака деревянный молоток, стал прямить ствол.
Казалось, снаружи ствол уже спрямился, но, вытряхнув из него песок и глянув в дуло на свет, мастер заметил, что дело требует доработки. Кузнец снова засыпал песок, положил ствол на дубовый пол и принялся постукивать деревянной киянкой.
К концу дня работа всё же была завершена. Теперь оставалось вырезать из берёзового чурбака приклад и цевьё. Это аккуратно своими руками сделал Валера.
Ружьё следовало бы испытать на прочность. Никто не знает, что может случиться. Друг предложил зарядить ружьё, привязать его к чему-нибудь дулом в небо, а затем с помощью длинного шнура дёрнуть за курок.
Так и сделали. Привязали дробовик к забору, легли на землю и дёрнули. Грохнуло раскатисто и звучно.
Осмотрели нашу «пушку» – всё на месте. Приклад не отлетел, дуло целёхонько. Полгорсти дроби в небо вылетело – не промазали.
– Ну, вот, – сообщил Валера, а ты боялся. Теперь вместе будем ходить. Пойдёшь со мной на хищника медведя?
– Ага!.. Я держал в руках настоящее ружьё, был безмерно счастлив. И мне было всё равно, на кого идти.
Глядим, Антон Анисимович идёт. Его к нам выстрелом заманило. Спрашивает:
– Ну, что, мужики, ружьё – то стреляет?
– Стреляет, – улыбались мы.
– Эт хорошо, хорошо, – продолжал он. – Надо ружьё на целкость проверить. Как дробями бьёт, как пулей прошибает. Седни уж темно, не поспеть, а утречком завтра можно испробовать.
– У нас пороху-то нет, – пожаловался я.
– Пороху-то? – переспросил Антон. – На это дело, ладно уж, принесу пороху.
Мне не спалось. Я тихонько вставал с постели. Вытаскивал из шкафа своё ружье и любовался его формой, длинным, как труба стволом. Прижимая к плечу приклад, ощущал сладостный эфирный запах древесного лака. Нажимая на рычаг, переламывал ружьё, смотрел в блестящее дуло, совал палец в патронник, а затем вытирал с него машинную смазку. Радостное предчувствие грядущего дня не давало покоя. Мне снились лёгкие, как дымка, незапоминающиеся сны.
