– Леди и джентльмены, – провозгласил он с широкой улыбкой. – Я должен сделать объявление. Сегодня вечером в нашем театре присутствует мадам Анна Павлова.
Зал встал, и все увидели Павлову в ложе. Раздались одобрительные возгласы, мы тоже присоединились. Это был изумительный момент. Павлова повела себя точно так, как я от нее ожидал: она встала, вышла вперед, грациозным жестом кавалера сняла свою маленькую шляпку и, опустив руки на барьер ложи, поклонилась с той скромностью, которая присуща только воистину великим людям. К концу программы произошла еще одна кутерьма – на сцене состоялся парад мексиканских красавиц: группы прелестных девушек, все они несли корзины с подарками, чтобы раздать их публике. Они соперничали друг с другом, пытаясь забросить соломенные куклы, цветы и ленты из своих корзинок в ложу мадам. Многие из них конечно же промахивались, и, когда какой-нибудь мужчина из публики подбирал эти упавшие предметы, все принимались свистеть, опасаясь, что он захочет взять их себе. Но затем начинали аплодировать, когда галантные мексиканцы передавали подарки в ложу мадам.
Наше первое выступление сопровождалось неистовым возбуждением. Мы показывали «Восточные впечатления», «Амариллу» и заканчивали «Русским танцем». Это означало, что мне предстоит много тяжелой работы, особенно если учесть, что Мехико находится в семи тысячах футов над уровнем моря и любой танец требует больших усилий. Пока Волинин ждал за кулисами своего выхода в дивертисменте, один из журналистов спросил, не испытывает ли он затруднений с дыханием.
– Нет, – ответил он. – Я не вижу никакой разницы.
Однако, когда танец «Пьеро» закончился, он в изнеможении обрушился за кулисы, ноги его заскользили вперед, и выглядел он довольно странно в углу сцены. Он больше не танцевал до конца вечера. Мне удалось исполнить «Русский танец», но я не смог потом выйти на поклон, потому что был не в состоянии дышать. Мадам имела потрясающий успех в роли Радхи, это было ее первое выступление. После продолжительных аплодисментов и множества вызовов оркестр встал и заиграл Diena, последнюю часть Jarabe Tapatio
[57], который за пределами Мексики обычно называют «Танец шляп». Нам сказали, что это традиционная музыка, под которую toro
[58] выходит на арену для боя быков. Это высказывание кажется странным, когда дело касается индийских богов, но тем не менее считалось большой похвалой. На публику произвела большое впечатление присядка в «Русском танце», поскольку ничего подобного в Мексике никогда прежде не видели. Весьма удивительное событие произошло шестнадцать лет спустя, когда я приехал в Мехико с «Русским балетом полковника Базиля». Тамара Фриде вышла замуж и поселилась там. Было очень приятно в 1941 году найти там старых друзей. Тамара пришла ко мне с сеньорой Кампабелло, которая была официальным лектором по истории танца в «Театро де Беллас Артес», а также состояла при мексиканском правительстве.
– Возможно ли, что вы и есть тот самый Альджеранов, который приезжал сюда несколько лет назад с Павловой? – некоторое время спустя спросила она.
– Да, – ответил я и спросил, видела ли она труппу Павловой.
Ее тогда не было в Мехико.
– Люди рассказывали мне о медленной присядке, которую вы исполняли, – ответила она. – Известно ли вам, что ее никогда ни до того, ни после не исполняли в Мексике?
Единственное, что мне оставалось сделать, – это отвести ее в другую комнату и исполнить перед ней фрагменты этого танца.
– Ahora yo creo! – воскликнула она, хлопая в ладоши. – Теперь я верю!
Это был удивительно волнующий момент в жизни, и моей первой мыслью была мысль о Павловой, без которой я никогда не выучил бы этих па, да и вообще не научился бы танцевать.
Я полюбил Мехико. Он обладал таким же ароматом, как Манила, но был еще приятнее на вкус – до сих пор, когда закрываю глаза, представляю tamales
[59], завернутые в маисовые листья, и frijoles
[60], впоследствии ставшие моей основной едой на Кубе, когда я путешествовал там с Русским балетом. Мы обычно каждый день отправлялись на цветочный рынок, платили сумму, равную нескольким пенсам, и наши номера всегда были заполнены калифорнийскими маками, душистым горошком и великолепными местными цветами. По какой-то причине розы всегда были коротко обрезаны и прикручены к палкам, так что мы никогда их не покупали. Было грустно видеть так много прекрасных зданий в обветшалом состоянии – затененные дворы, дверные проемы из резного камня или дерева, великолепные фасады церквей. Я зашел в собор, и он произвел на меня довольно мрачное впечатление: все раки задрапированы пурпуром, огромное распятие на гробнице в центральном нефе, окруженное цветами и свечами, Дева Мария, облаченная в черное, толпы верующих, стоящих на коленях на пыльном деревянном полу, а святая вода казалась настолько грязной, что человеку надо было отличаться необыкновенной верой, чтобы прикоснуться к ней. Однажды в середине дня я увидел, как верующие, покинув собор, направились на арену для боя быков. Как я жалел, что не мог присоединиться к ним – из-за спектакля это было совершенно невозможно. Знаменитый тореадор Гаона в последний раз выступал на арене. Позже мы услышали, что три лошади погибли, а великий человек убил семь быков.
Перед отъездом труппа дала представление на арене для боя быков в воскресенье днем. Странное это чувство – танцевать на открытом пространстве перед тысячами людей. Удивляюсь, почему мы начали с «Волшебной флейты», для которой нужны были декорации, в результате людям, сидящим по краям круга, ничего не было видно. Естественно, все они кричали, свистели и шикали, но сделать что-либо было невозможно, и мы продолжали, но недолго, ибо, когда исполнили половину «Амариллы», у нас над головами разразилась гроза. Мы храбро оставались на сцене, в то время как зрители бросились искать укрытие, затем последовали за ними так быстро, как только могли. Рабочие сцены принялись убирать декорации, пока они полностью не погибли, но оставшиеся зрители, которые наблюдали за происходящим из своих укрытых мест, принялись выражать недовольство. Они сочли себя обманутыми. Затем дождь прекратился, и Павлова исполнила Лебедя, но нам нужно было скорее пообедать, не смывая грима, и поторопиться на вечернее представление в другой театр.
Нас провели по Паласио Националь, и мы увидели почти все его великолепные комнаты, в их числе ту, где в 1913 году был убит президент Мадеро. Отверстие от пули все еще зияло в спинке стула, а на ковре было видно пятно крови. Нам также показали золотые и серебряные обеденные сервизы, принадлежавшие императору Максимилиану. Во дворце было много великолепных комнат, в том числе одна, в которой все было сделано в Мексике, включая прекрасные занавеси, сотканные индейцами. Стул президента больше походил на трон – весь красно-золотой, с орлами вместо ног и изумительно красиво расшитым балдахином.
