На протяжении всего 1955 года периодически появлялась информация о местонахождении шпионов. Глава службы безопасности американского посольства в Лондоне в июле сообщил, что, по сведениям информатора, Бёрджесс совершил самоубийство в Москве или ее пригородах. Но уже очень скоро миру предстояло точно узнать, что с ним произошло.
Глава 36. Появление пропавших дипломатов
В феврале 1956 года корреспондент «Санди таймс» Ричард Хьюз, имевший связи в МИ-6, – он – старый Кро в «Достопочтенном школяре» Джона Ле Карре, – находился в гостинице «Националь» в Москве, чтобы взять интервью у советского министра иностранных дел Молотова. Журналист заявил ему, что нежелание Советов прояснить судьбу Бёрджесса и Маклина препятствует улучшению англо-советских отношений, и потребовал до 5 часов вечера 11 февраля раскрыть местонахождение пропавших дипломатов. Это время истекло, и Хьюз, смирившись с фактом, что его миссия провалилась, забронировал билет на воскресный самолет в Стокгольм.
В половине восьмого у него в номере зазвонил телефон. Ему предложили зайти в комнату 101
[870]. Решив, что это менеджер отеля предлагает ему прощальную выпивку, Хьюз проигнорировал звонок и продолжил паковать вещи. Телефон зазвонил снова. На этот раз в голосе звонившего отчетливо слышалось нетерпение. Корреспондента повторно и очень настойчиво пригласили прийти в комнату 101. Войдя, он увидел пятерых мужчин, сидевших за столом, покрытым белой скатертью. В комнате было много старинных безделушек и салфеточек, на каминной полке стояли массивные мраморные часы. Падающий снег частично скрывал огни Кремля и Красной площади за окном. Высокий мужчина в синем костюме и красной бабочке встал и протянул руку. «Я – Дональд Маклин», – сказал он с застывшей деревянной улыбкой на лице. «А я – Гай Бёрджесс», – сказал человек невысокого роста, в синем костюме и галстуке старого итонца. Его улыбка тоже казалась неестественной
[871].
В комнате был также Сидни Вейленд, корреспондент агентства Рейтер, а также корреспонденты ТАСС и «Правды». Бёрджесс достал из кожаного саквояжа четыре копии отпечатанного и подписанного «Заявления Г. Бёрджесса и Д. Маклина» – на трех страницах объемом в тысячу слов – и раздал присутствующим журналистам. Последнюю копию он отдал Хьюсу и, подмигнув, сказал: «А это для «Санди таймс»
[872].
В заявлении, помимо прочего, было сказано: «Мы оба приехали в Советский Союз, чтобы работать для лучшего понимания между Советским Союзом и Западом. Из официальных данных, находящихся в нашем распоряжении, мы оба убеждены, что ни британское, ни, тем более, американское правительство в то время не имели в виду достижение этой цели. …Никто из нас никогда не был коммунистическим агентом. …Прожив некоторое время в СССР, мы убедились, что поступили правильно»
[873].
Вейленд хотел задать вопрос, но Бёрджесс, смеясь, встал, за ним последовал Маклин. «Я в свое время сделал слишком много заявлений мировой прессе, чтобы не понимать, какую историю преподнес вам сегодня, парни». Интервью продолжалось пять минут
[874].
Вейленд вспоминал, что оба дипломата сильно нервничали. Им явно было приказано закончить встречу как можно быстрее. И еще ему показалось, что их только что привезли в Москву. Когда он пошел на телеграф, чтобы отправить свой репортаж, Бёрджесс окликнул его и попросил передать весточку матери
[875].
Через несколько дней после пресс-конференции Бёрджесс позвонил Питеру Поллоку. Это был первый звонок из тех, что впоследствии стали еженедельными звонками по вторникам, что, кстати, было не слишком удобно Поллоку. Бёрджесс хотел знать последние сплетни о друзьях, просил выслать ему книги. Бёрджесс также написал жизнерадостное письмо сестре Поллока Шейле. Он писал, что находится на своей даче, расположенной в часе езды от центра Москвы, приезжает в Москву каждый день, хотя там у него есть квартира. Он сообщил, что меньше пьет, но пристрастился к русскому шампанскому и ему не о чем писать – «разве что я соберусь написать книгу». Он сожалел только о том, что ему не хватает Баха и Моцарта. «Я в хорошей форме – независимо от того, заслуживаю этого, по твоему мнению, или нет»
[876].
После первого появления Бёрджессу и Маклину разрешили вести более публичный образ жизни. В середине февраля Бёрджесс написал статью объемом восемьсот слов для «Санди экспресс». В ней он ничего не сообщал о себе, а только обличал американскую внешнюю политику и предложил свой взнос Королевскому обществу спасания на водах, от которого оно отказалось
[877]. Неделей позже Маклин написал аналогичное произведение в «Дейли геральд».
Хотя персоналу посольства в Москве было рекомендовано избегать любого общения с Бёрджессом и Маклином, немедленно покидать любые мероприятия, на которых они присутствуют, не выдавать им паспорта и проездные документы, британские власти следили за ситуацией. Посол в Москве сэр Уильям Хейтер составил краткую справку для министра иностранных дел Селвина Ллойда «Влияние появления Бёрджесса и Маклина на англо-советские отношения», предположив, что время было выбрано так, чтобы вызвать новый разлад в англо-американских отношениях после недавнего визита премьер-министра в Вашингтон, но также чтобы развеять туман перед визитом советского премьер-министра Николая Булганина и первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева в Великобританию в апреле. Он назвал заявление дипломатов «неубедительным и плохо подготовленным» и предположил, судя по странным компоновкам фраз, что оно написано не ими. В заключение он сделал вывод, что дипломаты, вероятно, «прикреплены к какому-то исследовательскому подразделению, где они готовят всевозможные пояснительные записки и информационные письма о западной политике, на которые, вероятно, никто не обращает внимания»
[878].
11 марта популярная воскресная газета «Пипл» начала печатать серию статей под сенсационным заголовком «Гай Бёрджесс раздет донага: наконец заговорил его лучший друг». Серия была анонсирована как «разоблачения одного человека, который знает всю историю» и обещала раскрыть «всю глубину коррупции, стоящей за предательством Бёрджесса». Серия давала наиболее полное из доселе известных описаний Бёрджесса и наглядно описывала подробности его распутной жизни. Она содержала и его признание о том, что он – агент Коминтерна. В ней было сказано, что он хранил все полученные им письма, чтобы их можно было использовать для шантажа, назывались имена членов близкого круга Бёрджесса и даже Бланта. В ней даже упоминалось, что пьяный Дональд Маклин как-то раз столкнулся с автором в клубе «Горгулья» и заявил: «Я все о тебе знаю. Ты был одним из нас, но дезертировал».
