С трудом дождавшись вечера, когда у Локшинова закончилось дежурство, сыщик двинулся за ним следом. Тот явно не спешил домой - зашел в чебуречную, перекусил за стойкой у окна. Было видно, что человек чем-то озабочен, погружен в себя, и окружающие его не интересуют.
Пройдя пару остановок пешком, Демьян Васильевич все же втиснулся в переполненный автобус. Стемнело. Зажглись голубоватые фонари, витрины и рекламные щиты. Остывал нагретый за день асфальт. На своей улице «объект» наблюдения вышел, направился дворами к дому.
Смирнову пришлось оставить машину. Господин Локшинов шел, не оглядываясь, - следить за ним было легко. У подъезда он приостановился… женский голос громко окликнул его из темноты.
- Демья-а-ан!
Силуэт дамы в длинном одеянии смутно вырисовывался на фоне стены. Демьян Васильевич замер, вглядываясь в призрачное видение. Со зрением у него дела обстояли не блестяще, но лучше, чем со слухом.
- Демья-а-ан! - простонал голос. - Иди ко мне! Я жду-у-у…
- Кто… ты? - хрипло спросил Локшинов. - Ле… лесная фея?
- Я-а-а…
- Подожди! - выкрикнул он. - Я понял! Я… хочу быть с тобой! Если ты умерла, то и мне пора.
- Тебе нельзя-а-а…
Локшинов весь горел от возбуждения, у него даже слух прорезался - впервые за долгие годы.
- Почему? - хрипел он. - Почему нельзя? Возьми меня с собой!
- Не-е-ет…
- Что мне сделать?!
- Расскажи все… все…
- Кому?
Демьян Васильевич с неожиданной прытью метнулся к силуэту, споткнулся и едва не упал. Когда он поднял голову, женская фигура исчезла. Локшинов протянул руки в темноту и пошатнулся. Он был раздавлен, уничтожен.
Сыщик с нарастающим изумлением следил за разворачивающейся перед ним сценой. Когда таинственный силуэт метнулся в кусты, он бросил Демьяна и ринулся за «призраком».
Глава двадцатая
- Куда ты? - с плохо скрытой неприязнью спросил Руднев у Ирины.
Она одевалась перед зеркалом.
- Этот подходит? - обернулась Ирина к мужу, прикладывая к блузке легкий шарфик василькового цвета.
- А с кем Антон останется?
Она вздохнула, положила шарфик на подставку зеркала.
- Не знаю… с тобой. Ты же не хочешь нанимать няньку?
- Я боюсь нанимать няньку, - делая акцент на слове «боюсь», поправил ее Гордей Иванович. - Ты же видишь, что происходит. При наших обстоятельствах пускать чужого человека в дом просто опасно!
- После смерти Екатерины Максимовны все прекратилось. Ой, прости! - спохватилась Ирина, увидев в зеркале отражение его лица. - Ну… пора смириться с неизбежным.
- Смириться?
- Моя мама умерла, когда я еще под стол пешком ходила. Жалко, горько, но что же делать, Гордей? Нельзя хоронить себя вместе с покойником!
- Ты мою маму так и при жизни называла - Екатерина Максимовна, - удрученно заметил Руднев. - Она не стала тебе родной.
- Я вообще забыла, как произносится слово «мама»… в этом нет злого умысла. Наши отношения со свекровью были достаточно теплыми. Не цепляйся к мелочам, ради бога!
В квартире работал кондиционер, и воздух был слишком холодным, тогда как за окнами сияло солнышко. В этом Рудневы расходились: Ирине нравилась прохлада, а Гордею Ивановичу - жара. Он чувствовал себя комфортно при температуре выше двадцати пяти градусов.
В спальню родителей, шлепая босыми ножками по паркету, вбежал Антон. Он залез на кровать, раскашлялся. У Гордея Ивановича екнуло сердце.
- Он что, простыл?
- Да нет вроде, - легкомысленно ответила Ирина. - Не поднимай панику!
- У меня горлышко першит, - смешно коверкая слова, заявил ребенок. - Кха-кха!
Он заметил, какой эффект произвел на отца его кашель, и пустился развивать интересную игру.
- Он кашляет! - с испугом воскликнул Руднев. - Надо вызвать врача! Звони немедленно. Или нет… я лучше сам отвезу его в больницу. Одень ребенка, Ира.
Она с недоумением уставилась на супруга.
- По-моему, это слишком, Гордей! Дети частенько кашляют… У Антоши немного болит горло от мороженого, которого он переел вчера на прогулке. Не стоит тащить его в больницу из-за ерунды.
- Здоровье единственного сына ты называешь ерундой? - взорвался Руднев. - Вспомни, где моя мать, которая тоже просто кашляла! Или ты намеренно закрываешь на это глаза, или… знаешь больше, чем стараешься показать. Сколько раз я просил тебя не включать этот чертов кондиционер! У нас в квартире, как в погребе! Мама постоянно мерзла, жаловалась, что у нее ноги леденеют. Но ты и слышать не хотела о коврах! Малыш тоже бегает босиком… У тебя замерзли ножки, сынуля?
- Замерзли! - охотно подтвердил Антон, забавляясь игрой. Он не понимал, что разговор родителей превращается в ссору.
- От ковров полно пыли, - возразила Ирина. - А ребенок пусть закаляется. Ему это только на пользу пойдет.
- Одевайся, Антон! - потребовал Гордей Иванович. - Поедем к врачу.
- Не хочу в больницу… - захныкал мальчик.
Ирина замечала, что муж последнее время не в себе, но не понимала, насколько далеко зашли его раздражение и страх.
- Оставь ребенка в покое, - решительно сказала она. - Ладно, я никуда не пойду, посижу сегодня с ним. Отправляйся в свой офис, Гордей, и выпей чего-нибудь. У тебя нервы расшатались.
Он едва сдержал готовое сорваться с языка ругательство, вздохнул глубоко. Что это с ним? Руднев хотел остановиться - и не мог.
- Как умерла твоя мать? - повернулся он к Ирине.
- Я уже говорила: разбилась на машине. Ты не веришь? Но это же глупо! И вообще, при чем тут моя мама? Ее давно нет в живых… Какая разница, отчего и как она умерла?
- Замолчи, - Руднев прижал пальцы к вискам. - Не лги мне. Я никогда тебя не спрашивал о… твоем прошлом. Может быть, настало время откровения?
Маленький Антон притих и только переводил глаза с одного родителя на другого.
- Что за намеки? - вспылила Ирина. - Я никогда не скрывала, кто я… ты все прекрасно знал.
- Видимо, не все.
- Ах, вот как! - она вскочила и вышла из комнаты.
Руднев постоял секунду, как в ступоре, и поспешил за ней. Жена стояла в кухне, у окна, по ее лицу текли слезы.
- Мне, наверное, стоит уйти от тебя, - сказала она безжизненным, потухшим голосом. - Я с самого начала понимала, чем все закончится. Сказок в жизни не бывает, на то они и сказки.
Руднев испугался, но не подал виду. Он решил непоколебимой твердостью, даже жестокостью образумить Ирину. Как глава семьи, он не может допустить, чтобы… чтобы…
