– Нужна глубокая разведка, – важно и деловито сказал он. – Спроси у Андрюхи, где учится брательник этого Махно.
Оказывается, он давно уже слушал наш разговор и, кажется, все понял раньше меня. (У нас в квартире два параллельных аппарата.)
– Он не в нашей школе учится, в соседней, за оврагом.
– Пусть узнает, как его зовут, – распорядился Алешка.
Никишов пообещал, попрощался и передал привет Таньке.
– Вот ни за что! – возмутился Алешка.
Но Никишов уже положил трубку.
В общем, как-то все неуютно образовалось. С одной стороны – какая-то махинация Чашкина и его итальянской команды, а с другой – грабители пенсионеров под руководством, похоже, взрослого и опытного жулика. И конечно, нам и в голову не могло прийти, что это все – один ядовитый клубок. Распутывать который не только трудно, но и опасно…
Но наш Алешка, как оказалось, «держал все нити расследования» в своих руках, на пустяки не отвлекался и всюду успевал. В том числе и в учебе. В чем немало помогала ему Танька. Но она же и подбрасывала ему новые факты и загадки.
Как-то вечером они уселись за Алешкин стол – голова к голове – и долго шушукались. Для конспирации они даже включили телевизор погромче. Но так как и друг друга им плохо было слышно, то они – хочешь не хочешь – орали изо всех сил. Вместе с рекламой получалась совершенно загадочная звуковая картинка.
– Ты что, совсем?
– До десяти раз больше!
– У тебя реально крыша прохудилась!
– Я этого достойна!
– Кто сказал? Крышкин?
– До-ши-рак!
– Много твой Костя понимает!
– Не тормози – сникерсни!
– Но куда-то они делись!
– Теперь и в новой упаковке!
– Да найду я их!
– Пятерочка выручает!
Тут вошла мама и, не расслышав, радостно спросила:
– У кого «пятерочка»? Неужели у Алешки?
– У Крышкина, – буркнул Алешка. – По пению.
Потом Танька, глядя в свой листок, стала что-то диктовать Алешке, а он записывал это на свой листок, высунув язык от усердия и внимания. Танька диктовала и одновременно поправляла:
– Лешк, «этюд» через «д» пишется.
– Эдюд?
– А «речка» без мягкого знака.
– Это смотря какая речка.
– И смотря какое «дериво».
Они еще пошушукались, поспорили, а потом Алешка сложил свой листок и убрал его в ранец. А Танька сказала:
– Только ты будь осторожен.
– Буду, – пообещал Алешка. – Более-менее.
Пора было вмешаться. Как старшему по команде.
– И что вы затеяли? – спросил я.
– Ничего особенного, – объяснила Танька. – Я составила полный список всех пропавших работ.
– Из «Вашей гордости»?
– Ну да. Там кто-то здорово поживился.
– И этот кто-то – не я! – сказал Алешка. – Но зато я знаю – кто. Нужно только кое-где кое-что проверить.
Я вот о чем подумал: если мы узнаем, кто воровал работы учеников, то станет ясно, зачем это делается. А пока все это загадочно и непонятно. Ведь не для продажи их крали. Рисунки, конечно, хорошие, но далеко не мировые шедевры, не великие произведения искусства. Так что нужно разгадать эту загадку, а может быть, даже тайну, потому что за ней наверняка простое преступление. Или уже совершенное, или подготовляемое. И за него кто-то должен ответить…
Сегодня после уроков Алешка снова собрался к Чашкиным. Он к ним ходит, как в школу. И я бы не сказал, что с большой охотой. Но его там очень хорошо принимают. Он у Чашкиных обедает (дома, кстати, тоже), с Левой вместе они делают уроки, во что-нибудь играют. Кормят его там хорошо – в основном деликатесами (правда, после этого он дома с азартом наворачивает жареную картошку). Алешка, добрая душа, и о нас не забывает. Однажды даже притащил маме и Таньке по бутерброду с разной икрой – черной и красной. Правда, у него в кармане она перемешалась. Потому что Алешка эти бутерброды сложил вместе. Как он выразился, лицом к лицу, и они слиплись. Но мама их не стала разлеплять, а просто разрезала. И девочки стали есть, как сказала мама, ассорти.
– Очень вкусно, – оценила Танька. – Только чем-то попахивает.
– Керосином, – безмятежно объяснил Алешка.
Мама чуть не поперхнулась:
– Каким еще керосином?
– Обыкновенным. Мы им руки от краски отмывали. А потом я их платком вытер.
– И ты в свой керосиновый платок завернул бутерброды? – ужаснулась мама.
– Что я – совсем? – обиделся Алешка. – Ни в чего я их не заворачивал. Просто они в одном кармане лежали.
– Ну в другой бы положил!
– В другой нельзя, в нем гвозди. Кто ж будет бутерброды с гвоздями есть?
Действительно!
Как выяснилось, они с Толстым Мальчиком ремонтировали сорвавшуюся со стены книжную полку, покрасили ее, а потом отмывали руки керосином.
– Можете не есть, – сказал Алешка, – я вам завтра других принесу. С ветчиной без керосина.
– Спасибо, – сказала мама, – но лучше не надо.
Когда мама ушла в прачечную, Лешка достал из ранца свой листочек, который заполнил накануне, под Танькину диктовку. Это был список украденных рисунков.
Алешка развернул листок и объяснил:
– Где галки стоят, это у них, у Чашкиных.
В списке было около тридцати названий картин. Штук десять из них были отмечены Алешкиной рукой.
– Я ведь сразу догадался, что этот Чашкин жулик. Только мне кажется, что он не мелкий жулик, а довольно приличный.
Приличный жулик – это звучит. Примерно как умный дурак.
– Ну, а за черепицей ты в Италию поедешь?
– Легко. Они меня все время уговаривают. Говорят, что мне там откроются… эти… переспективы. В виде навороченного смартфона и скутера.
Странно как-то… Зачем им нужен Алешка в Италии? Чтобы Левушке не было скучно?
– Я еще сам не догадался, – признался Алешка. – Но эта Ираида завтра придет наших родителей уговаривать.
– Чтобы тебя в Италию отпустили? – спросила Танька.
– Не сразу. Сначала у них на даче пожить, на каникулах. Для тренировки.
– Какой еще тренировки? – изумился я. – К пицце привыкать?
– И к языку. Я уже много нахватался. Рим, синьор, бамбино, сольдо, чао!
– Какао! – добавил я.
– Но это так, – объяснил Алешка, – повыпендриваться. А главный язык у нас будет английский. Мы там, на даче, будем по-английски «спикать».
