А Танька почему-то все внимательнее вглядывалась в этот снимок. Словно что-то хотела там разглядеть непонятное.
– Дядя Сережа, подарите мне эту фотку, – вдруг попросила она. – Вы на ней такой симпатичный.
– Сережа везде симпатичный, – сказала мама, разглядывая фотографию. – Хотя здесь… пожалуй, в самом деле неплохо выглядит. Особенно на фоне этой дикой стены.
Гладкая белая стена уходила куда-то в необъятную даль. И вся была, как разноцветными обоями, увешана картинами. Современными такими – черными квадратами и красными треугольниками, которые всем давно уже надоели. Нормальные картины попадались редко, случайно затесались.
На фоне этой мешанины инспектор Смолл и наш папа выглядели особенно симпатично.
Папа с мамой остались на кухне – пить чай дальше и разговаривать, а мы пошли в свою комнату.
– Лешк, – сказала вдруг Танька, – давай свою волшебную лупу.
– Хочешь получше дядю Сережу разглядеть? Держи.
Танька взяла лупу и стала разглядывать снимок, потом вернула ее Алешке.
– Она у тебя какая-то мутная.
– А у тебя и такой нет! – обиделся Алешка. – Что ты там разглядываешь?
– Вот, видишь, две нормальные картины?
– Ну! Пацан какой-то и тетка. А чего там подписано?
В нижних уголках рам были пришпилены карточки с названием картин и автора. Только никак не разобрать, очень мелко. К тому же стена уходила вкось, и картины смотрелись как-то боком.
– Никак не разберу, – пробормотала Танька.
– Тебе это надо?
– Надо! – решительно сказала Танька. – Очень надо!
Как сказал бы Буратино, здесь какая-то тайна.
– Дим, – сказал Алешка, – тащи свой одноглазый телескоп. – Он прикнопил снимок к полке и отступил на несколько шагов.
Танька взяла подзорную трубу и уставилась на снимок.
– Так я и знала, – прошептала она. – «Мальчик со скейтом» и «Биатлонистка». Только вот художника не разберу. Какой-то Чушкин, что ли?
Алешка взял у нее подзорную трубу и подтвердил:
– Точно: Чушкин! Или Кашкин!
– Более-менее! – высказалась Танька. – Мне надо знать точно. Здесь какое-то очень плохое дело. Вот если бы эти портреты немного развернуть и увеличить…
– Легко, – сказал Алешка. – У папы есть одна сотрудница, рыжая такая…
– Дяде Сереже пока не надо говорить.
– А я и не собирался, – фыркнул Алешка. – Больно надо! Завтра я ей звякну и распоряжусь.
Танька вопросительно глянула на меня. Я кивнул:
– Звякнет и распорядится. Тетя Женя его побаивается.
– Так! – Распахнулась дверь, и появилась мама. – По очереди в душ и – спокойной ночи.
– Я свою очередь Таньке уступаю, – расщедрился Алешка. – Чего я в душе не видел!
– Воды и мыла, – отрезала мама. – И, по-моему, уже очень давно. – Тут она увидела приколотую к полке фотографию папы и Смолла и одобрила: – Хорошо смотрятся.
– Стараемся, – сказал Алешка.
– Иди стараться в ванной.
Тетя Женя работает у нашего папы в научно-техническом отделе. Они там делают всякие экспертизы, составляют на компьютерах разные оперативные программы, устанавливают неустановленных граждан и разыскиваемых лиц. Тетя Женя очень хороший специалист, папа ее очень ценит, а с Алешкой они большие друзья.
Как только мы пришли из школы, Алешка ей сразу же позвонил на работу:
– Теть Жень, вы тайны любите?
– Вообще-то не очень. Они мне уже поднадоели.
– А я люблю!
– Понятно, – вздохнула тетя Женя. – И что тебе надо?
Алешка объяснил.
– Не вопрос. Пришли мне снимок по электронке.
– А я не умею.
– Так я и поверила. Самолетом управлял, поезд водил, экскаватор по всему району гонял, а компьютер…
– Папа не велит, – перебил ее Алешка.
– Я его понимаю. Тогда вот что. Я сегодня в вашем районе буду, подходи со снимком. – И уточнила: – Сергей Александрович не должен об этом знать?
– Какой Сергей Александрович?
– А у тебя их много?
– А! Полковник Оболенский? Конечно, теть Жень, это ему сюрприз.
– К Новому году? Или ко Дню полиции?
– Как получится.
– Ладно, к трем часам к Дому туриста подходи.
Алешка быстренько сунул снимок в ранец. И вовремя – пришла мама из магазина.
– Привет, – сказала она. – Какие новости в школе?
– Старые, – нехотя отозвался Алешка.
– Понятно. И куда ты собрался?
– В школу. Меня после уроков оставили.
– А почему ты дома?
– Отпустили пообедать.
– Достукался, – огорчилась мама.
– Ага, – согласился Алешка. – Перестарался. Я пошел?
– Иди. Отбывай наказание.
Алешка вернулся довольно быстро, подмигнул мне (глазом или ногой), мол, порядок, и уселся за стол.
– Ты что? – удивилась мама.
– Обедать.
– Ты же уже обедал.
– Проголодался. Нельзя, что ли?
– А вот Танечка…
– Никогда не обедает, – по-своему закончил Алешка мамину фразу. – Фигуру стережет. А зачем художнику фигура? Не балерина же.
– Я хотела сказать, что балерина руки перед едой моет.
– Какая балерина, мам?
– Художница.
– И художница тоже руки моет? А фигуру не бережет. А вот балерина…
В руках у мамы был половник. И как она удержалась? Наверное, потому что Алешка вовремя «заткнул фонтан».
Тут пришла из лицея Танька. Балерина-художница.
– Ща руки пойдет мыть, – сказал Алешка, – а потом будет фигуру беречь.
Он угадал: Танька помыла руки и на мамин вопрос ответила:
– Спасибо, я не проголодалась.
– Вот! – сказала мама. – А некоторые по два раза обедают, лишь бы уроки не делать.
Если бы вдруг Танька отказалась, например, спать по ночам, то мама, конечно же, нас упрекнула:
– Вот! Некоторые дрыхнут до полудня, а Танечка – молодец! – третью ночь не спит.
А Лешка бы добавил:
– И руки по ночам не моет. И головой не топает.
После обеда мама ушла поболтать к соседке Зинке, а мы втроем уселись на Лешкиной тахте обсуждать сами не зная что. Потому что Танька вернулась домой еще более задумчивой, чем уходила.
