– Где у тебя Зайцев и Павлов? Под какими номерами?
– Будет сделано. – Филипыч исчез и появился с двумя тетрадками. – Вот тут они. На букву «Зю» и «Пы». Гляди сам. А у меня дела – чай стынет и бутерброд сохнет.
Истомин взял тетради, подошел к стойке, на которой была наклеена большая буква «З».
– Так… «Мальчик на скейте»… – Истомин полистал тетрадь. – Вот, номер семь. «Биатлонистка» номер одиннадцать. – Он прошел вдоль стойки, остановился, пошуршал бумагами и озадаченно присвистнул: – Нет в наличии ни мальчика, ни девушки.
– Сперли? – выдохнул Алешка.
– Похитили, – поправила его Танька.
– Или потеряли. Костя, а «Времена года»?
– На букву «Пы», – подсказал Алешка.
Четырех работ Павлова тоже на «вешалках» не оказалось.
– Филипыч! – позвал огорченный Истомин.
– Тута я.
– Кто сюда сейчас ходит? И что выносит?
– А никто. Висят себе картинки и висят. Я режим охраны соблюдаю.
– Ну, все-таки припомни.
– Да никого я сюда просто так не пущаю. Окромя педагогов и деканов. А чего случилось-то?
Алешка было открыл рот, но Истомин остановил его взглядом.
– Да нет, ничего. Просто несколько работ не на своих местах.
– Перепутались, значит?
– Значит, перепутались. Ну ладно, спасибо, Филипыч, мы пошли.
Филипыч проводил нас до двери и плотно за нами ее прикрыл.
– А чего это за мундир на нем? – спросил я. – Каких родов войск?
– Швейцарских, – усмехнулся Истомин. – Он до пенсии в каком-то ресторане швейцаром служил. Никак со своей формой не расстанется. В память о годах службы.
Мы вернулись в «Нашу гордость».
– Мне все-таки непонятно, – заметил я. – Кому понадобились ученические работы да еще за границей?
– Мне тоже, – пожал плечами Истомин. – Больших денег они не стоят.
– Элементарно, – сказал Алешка. – Этот вот швейцарец…
– Швейцар, – машинально поправил его Истомин.
– Этот ваш… Филипыч работал в ресторане. Там много всяких любителей искусства. Вот он для них и таскает картинки помаленьку. Тебе, Костя, надо все эти вешалки проверить. По всем буквам. «Бы», «Зю», «Пы»…
Откуда Алешка взял, что в ресторанах много всяких любителей живописи?
– Да, проверить надо, – задумчиво согласился Истомин. – Но это большая работа. Там тысячи единиц хранения.
– Легко, – предложил Алешка. – Танька сделает. Да, Тань?
– Если Лешка поможет, – усмехнулась Танька.
– Более-менее, – уклончиво согласился Алешка. – Но лучше Димка. Он у нас аккуратный. И трудолюбимый, так мама говорит.
– Вот что, ребята, – серьезно сказал Истомин, – не болтайте только об этом. Во-первых, это пятно на репутации лицея, и надо сначала в этом деле разобраться. А во-вторых, можно спугнуть похитителей. А это могут быть люди очень серьезные. Неспроста это все затеяно.
Он оказался более-менее прав, как выяснилось очень скоро…
Истомин и Танька проводили нас в вестибюль. Тут Алешка потоптался на месте и громко прошептал:
– А мне надо!
– Да вон туалет, – показал Костя.
– Я такой не люблю. Мне больше наверху нравится.
И не успели мы удивиться такой причуде, как Алешка уже поскакал на второй этаж.
Вернулся он довольно быстро.
– Ну как? – спросил Костя. – Порядок?
– Нормально, понравилось.
Когда мы расстались с нашими художниками и пошли к метро, Алешка вдруг стал еще более задумчив и вдруг остановился и сказал:
– А куда же Чашкин делся?
Я сначала не понял его, а потом до меня дошло! Когда мы впервые увидели картины «Мальчик на скейте» и «Биатлонистка», их автор был четко обозначен: Л. Чашкин. А на фотках, что нам прислал мистер Смолл, никакого Л. Чашкина не было. Там, так же как и на пейзажах, стоял «Неизв. худ. 11 л.»!
– Как же мы проглядели!
– Это вы проглядели, – сказал Алешка. – А я углядел, что в этой галере кипит какая-то работа.
Красиво сказал. Перевел бы еще.
Глава IV
Грабители-любители
На следующий день нас все так же тревожили эти странные события, но очень скоро они поблекли и замаячили вдали. Потому что вечером к папе зашел наш участковый Гриша.
Гришей его, конечно, только папа называл. Ну, иногда и мама, когда сажала его пить чай. Потому что этот Гриша был очень молодой и неопытный. Правда, старательный и упорный. Он к нам (точнее, к папе) часто заходил – посоветоваться. И, конечно, папа ему всегда помогал и подсказывал, потому что и сам когда-то служил участковым. И знал, какая это трудная и ответственная должность.
На своей территории участковый должен охранять общественный порядок, контролировать неблагополучные семьи, где происходят скандалы и драки, держать под наблюдением подозрительные личности, работать с трудными подростками. Следить за тем, чтобы нерадивые взрослые не парковались и не выгуливали собак на газонах, чтобы не выпивали и не курили на детских площадках и в подъездах… Наш участковый как-то признался, что должностных обязанностей у него больше ста пунктов. И наш папа подтвердил, что настоящий участковый – это целое отделение милиции в одном лице. Он первым прибывает на место происшествия, обеспечивает его охрану, проводит первоначальные розыскные и следственные действия. Словом, он и опер, и следователь, и криминалист.
Он защитит обиженного, остановит злого, поддержит слабого. К хорошему участковому идут и в беде, и в радости. «Спасибо вам, Григорий Алексеевич, за сынка моего. После вашего с ним разговора парня не узнать. И школу не пропускает, и не грубит, и дурную компанию бросил!»
…Интересно, и чего же он опять к папе пришел? Мы с Алешкой вроде бы еще ничего такого не натворили, в нарушениях общественного порядка в нашем микрорайоне не замечены. Но послушать надо. Подслушивать – мы в этом давно уже убедились – не только интересно, но и полезно. Поэтому мы демонстративно уселись за уроки. Алешка даже, прижав уши ладонями, что-то забубнил – какое-то стихотворение. И как только дверь в папин кабинет плотно притворилась, мы разом пристроились к нашему «слуховому аппарату». Этот аппарат несложный, электроники в нем нет. Это просто небольшая дырка в стене возле пола. Нам когда-то меняли в квартире проводку, и эта дырка оказалась лишней. Мы ее заткнули поролоновой пробкой. Родители про нее очень скоро забыли, а нам она верно служит уже не один год.
Ложимся на пол, выдергиваем пробку и, стараясь не хихикать, слушаем, переглядываемся, мотаем на ус.
Ничего особо секретного мы не услышали, но речь шла об очень неприятной истории. Около нашего банка ограбили пенсионера. Когда на улицу, получив пенсию, вышел пожилой старичок и завернул за угол, к нему подошел «малой мальчонка» (так назвал его участковый) и жалобно попросил рублик на хлеб. «Папка бросил мамку, а мамка бросила меня». Пенсионер сердобольно достал бумажник… Откуда ни возьмись какой-то человек в маске волка выхватил бумажник и скрылся. Старичок за ним не побежал – все равно не догнать. А если догнать, все равно не отнять. Испуганный «малой мальчонка» тоже исчез… Вот такая отвратительная история.
