Кэрри примерила кольца. Те подошли идеально. Она вытянула руку, любуясь ими. И снова удивилась, почему поехала кататься на лошади без них.
Макс сказал, что она сделала его счастливым, а сам-то при этом выглядел таким грустным. Она не могла отбросить чувство, что за этим кроется что-то еще. Какая-то тайна, связанная с их браком.
От беспокойных мыслей отвлекла Кловер, которая вошла в спальню и поприветствовала ее, энергично размахивая хвостом.
– О, доброе утро, золотая красавица. – Кэрри погладила собаку, и лед в сердце растаял, когда она увидела радость в глазах Кловер. – Ты скучала по мне?
Через мгновение она уже стояла на коленях и заглядывая в морду собаки.
– Ты должна знать правду, Кловер. Мы с Максом счастливы? Как бы я хотела, чтобы ты могла мне все рассказать.
Кловер просто перевернулась на спину, желая, чтобы ей почесали животик.
Кэрри засмеялась.
– Позже я отведу тебя гулять. Ты ведь хочешь гулять?
От внезапного восторга, охватившего собаку, стало ясно, что она понимает слово «гулять». И значит, ответ был «да».
Еще немного почесав Кловер за ушами, Кэрри пошла на кухню, где нашла у плиты записку, написанную от руки и подпертую сахарницей.
«Привет, Кэрри.
Мне нужно рано ухать, чтобы сделать кое-какие работы. Скоро вернусь, позавтракай сама. Все лежит или в кладовке, или в холодильнике.
Я возьму спутниковый телефон и позвоню тебе в восемь тридцать. Если тебе что-нибудь понадобится до этого времени, позвони сама, номер рядом с телефоном.
Да, звонил твой отец. Он приглашает нас на ланч в воскресенье.
Макс».
Как ни глупо, но настроение у нее сразу поднялось. Хотя и поняла, что зря надеялась, будто Макс будет сидеть и ждать, когда она проснется. «Но это разочарование хороший знак», – убеждала она себе. И ее странные опасения, будто что-то не так с их браком, могут оказаться совершенно безосновательными. Все это только в ее голове.
А принимая во внимание амнезию, эта последняя мысль была вполне ироничной. Она улыбалась, выбирая пакетики чая, и, пока закипал чайник, открыла двери кладовой, чтобы выбрать себе что-нибудь к завтраку.
Это была не кладовая, а мечта – почти отдельная комната, вся в полках, с хорошей вентиляцией благодаря небольшому окошку. Большие пакеты с мукой и сахаром стояли на полу, а на полках теснились всевозможные баночки и пакеты, всегда необходимые в хозяйстве потому, что супермаркеты находились далеко отсюда.
Там было также на удивление много полок с аккуратно подписанными стеклянными банками, выглядевшими как домашние заготовки – чатни, огурцы, варенье и джемы.
Кэрри выбрала одну банку. На этикетке, отпечатанной на компьютере, значилось: «Острый томатный чатни Кэрри К.». Этикетка выглядела довольно профессионально: черно-белый рисунок эвкалиптового дерева внизу, далее адрес – Риверсли-Даунс – и телефон мелким шрифтом.
– Боже.
Значит, она теперь Кэрри К.? К. и К. – боже, какой сюрприз – научилась готовить чатни и джемы. В прошлом, когда она думала о домашних заготовках, если вообще когда-нибудь задумывалась об этом, считала их чем-то вроде древней черной магии.
Только не говорите мне, что я превратилась в домашнюю богиню.
Заинтригованная, она открыла банку джема из манго и решила попробовать его с тостами. Оказалось вкусно, особенно с горячим чаем. Кэрри намазала еще один кусочек, и тут зазвонил телефон.
Она подскочила, когда резкий звук разорвал тишину в доме, потому быстро поспешила ответить.
– Алло? – Она растерянно раздумывала, как будет разговаривать, если звонящий ожидает, что она должна его знать.
– Кэрри, – завибрировал в трубке глубокий голос Макса.
– А, привет. – Внезапно пропал голос, без сомнения оттого, что ее поразил его густой баритон.
– Как ты себя чувствуешь сегодня? – спросил он.
– Спасибо, хорошо. – Она поняла, что в его вопросе почти наверняка есть некий подтекст. – Но боюсь, никаких новых воспоминаний.
– Ну ладно. У меня здесь еще есть работа. Если с тобой все в порядке, значит, я могу поработать еще час-другой.
– Конечно, Макс. Я найду, чем себя занять. Да, и еще. Ты уже кормил Кловер?
– Да. – Она подумала, что он обрадовался ее вопросу. – Так что ей ничего не понадобится до самого вечера.
– Ладно. Спасибо.
Поговорив с мужем, Кэрри набрала номер матери и после приветствий приступила прямо к делу.
– Макс рассказал мне о Дуге Петерсоне, мам.
– Ох!
– Мы собираемся к нему на ланч в воскресенье.
На это мама ничего не сказала.
– Не могу поверить. Как тебе только в голову пришло сказать мне, что он умер?
– Кэрри, сейчас не время это обсуждать.
– Не время? – Неужели мать не чувствует своей вины?
– Мне трудно и больно все это объяснять. Ты все узнаешь, когда к тебе вернется память.
– Это все, что ты можешь сказать? Подожди, пока не вернется память?
– Извини, любимая. Не думаю, что стоит торопиться. Вы с Дугом в хороших отношениях сейчас. И в настоящий момент это самое главное.
Кэрри разочарованно повесила трубку. Неужели у матери есть причины так расстроенно и туманно говорить о Дуге Петерсоне?
Она огляделась, раздумывая, чем бы заняться. Интересно, что она обычно делала? Странно, оказаться в собственном доме, а чувствовать себя как в гостях.
Она помыла кружку и тарелку, поставила их на место, потом застелила кровать и решила отвести Кловер гулять, как и обещала.
Взяв шляпу с крючка у входной двери, пошла с собакой по дорожке, окружавшей луга и скотный двор. На деревьях вдоль ручья верещали сороки, над головой сине-зеленой молнией промелькнула стайка волнистых попугайчиков.
Кэрри вдохнула чистейший, наполненный эвкалиптовым ароматом воздух и почувствовала неожиданный прилив жизнерадостной энергии.
– Эй, привет!
Она обернулась на неожиданно донесшийся с луга голос. И увидела пожилого человека, лысоватого, с остатками седых волос, одетого в типичные для этих мест джинсы и хлопчатобумажную рубашку с длинным рукавом. Мужчина размахивал шляпой, чтобы привлечь ее внимание.
Это, наверное, Барни, старый животновод. Он надел шляпу и поспешил к ней. Кэрри, слегка припрыгивая, прибавила шаг и поспешила ему навстречу.
– Доброе утро. – Она вежливо протянула ему руку.
– Доброе, Кэрри. Я Барни Леджер.
– Я так и подумала.
У него была жилистая фигура, как у человека, проведшего всю жизнь в буше. Он мягко улыбался, его глаза сияли.