Что было дальше? Как я выбрался на поверхность? Как они выбрались? Как ко мне вернулись ясность сознания и дар речи? Не помню.
- Вот оно, ваше проклятое условие! - было первое, что я сказал. - Вы довольны?
Я не ждал ответа. Я знал, что никто мне ничего не сумеет объяснить. Я пошел прочь.
Мы расстались, разошлись в разные стороны. Но яд, попавший в наши жилы при укусе змеи, продолжал свое разрушительное действие. Я надеялся, что это пройдет, но все только усиливалось. От этого негде укрыться, спрятаться, оно настигает.
Они нашли меня и поведали нелепую историю. Они умоляли меня помочь им повернуть все вспять. Они сказали, что знают, как и где это можно осуществить. Они казались еще большими безумцами, чем я.
Единственное, на что я согласился, - повторить. Это была ошибка.
Нельзя войти дважды в одну и ту же реку. Нельзя в полной мере пережить во второй раз минувшее. Нельзя повернуть время вспять. Ужасное путешествие было заранее обречено на провал. Я не смог, и они не смогли. Мы пытались! Мы перешагнули через свой страх, но сделали это впустую.
- А может быть, он сам хотел умереть, - говорили они. Убеждали меня. - Может быть, он сам хотел, чтобы его убили. Он грезил свободой, мечтал о ней. Он даже не сопротивлялся. Почти. Разве что только для вида. Чтобы история казалась правдоподобной. Он вырвался на свободу! Он вышел наружу, на поверхность, и поселился в нас. Если мы не загоним его обратно, нам конец. Конец!
Волосы шевелились у меня на голове от их слов, сердце замирало. Я отказался. Я не мог! Не мог.
- Ты пожалеешь, - сказали они. - Ты не можешь оставаться непричастным.
Яд разъедал их быстрее, чем меня. Они были пропитаны им - насквозь.
- Раз мы не можем вернуться туда, придется поступить по-другому, - настаивали они. - Нужно предотвратить самый первый момент ужасного заблуждения. Начать все сначала и закончить так, как должно. Как завещали боги.
- Какие боги? - не понимал я.
Они бредили, и я бредил вместе с ними. Они звали меня, умоляли, угрожали. Я нашел в себе силы сказать «нет». Они отчаялись обратить меня в свою веру.
Когда я увидел Двуликую, догадался: участь моя решена. Возможно, я на ложном пути, время покажет. Если я буду жив через две недели, через месяц - значит, все в порядке и весь этот страх порожден моим собственным воображением, пораженным «сумеречной зоной».
Если я буду жив, эти строки никто не прочтет.
Любопытство - слишком мощная сила. Оно бывает непреодолимым. Желательно не соблазниться и не пострадать, говорю вам искренне, наученный горьким опытом.
Если же вдруг, паче чаяния, кто-либо заинтересуется моими записями, забудьте о них как можно скорее. Уничтожьте файл! Порвите лист с планом подземелий, сожгите его, развейте по ветру. Ради вашего же блага!
Почему я сам этого не сделал? Правильный вопрос. Я уже отравлен, я - «меченый». Мне нужно искать противоядие, если оно вообще существует. Я обречен искать выход. Я - наполовину мертвец. А впрочем, возможно, уже и труп. Трупы не дают советов. Рискните поверить мне, и вы останетесь живы и невредимы.
Написал я вышеизложенное для личного пользования, так как на память свою более рассчитывать не смею. Если она мне еще понадобится…»
Сыщик еще раз пробежал глазами последнюю строку. Жутковато…
- Угадал, парень, - вздохнул он. - Ты уже труп. Двуликая не обманула. Но за совет спасибо. С и К! Опять эти две буквы. Что они скрывают или на что указывают? На кладбище Симонова монастыря?
Разговор с худущим подростком, копавшимся в куче строительного мусора неподалеку от трапезной, всплыл в его памяти.
- Есть еще вариант! - хлопнул себя по лбу сыщик. - Как же я сразу не догадался. СК… ну, конечно!
Глава 23
Москва. Октябрь
Ева любила эти ясные осенние дни, когда необыкновенная четкость красок делает прощальный блеск природы особенно прекрасным. Каждая веточка с задержавшимся на ней лимонным, бурым или багровым листом выделяется на голубом фоне небес, словно на полотне средневековых мастеров кисти. Солнце покрывает все вокруг бледным золотом. Запах опавшей листвы перемешивается с холодным воздухом, насыщая его горечью…
Ева и Проскуров молча прогуливались по пустому скверу.
- Почему вы пригласили меня сюда? - не вытерпел он и первым нарушил это молчание.
- Хочу узнать вас. Почувствовать, что вы скрываете.
- Откровенно!
- Из нас двоих кто-то должен быть искренним, - улыбнулась Ева. - Вы не можете себе позволить такую роскошь. А я - вполне!
- Отчего вы невзлюбили меня? - спросил Проскуров. - Подозреваете в скрытности, хуже того - во лжи. Чем я заслужил вашу неприязнь?
Ева обошла лужу, любуясь плавающим в ней желтым листом.
- Золотая гондола! - мечтательно произнесла она. - Будь я художником, написала бы картину: «Венецианские мотивы московской осени». Вы умеете восхищаться пустяками жизни, Эдуард?
- Что? - рассеянно переспросил он.
Ева засмеялась.
- Почему вы не познакомили Нану со своими родственниками? Братом, теткой? - перешла она к более прозаическим вещам.
Проскуров пожал плечами,
- Нана очень скромна, застенчива, она похожа на улитку, которую приходится вытаскивать из ее раковины. Мне не хотелось ее травмировать. Со временем она привыкнет, и все образуется. Знакомство с родственниками - это всего лишь часть ритуала, каких-то общественных условий, правил. Нельзя ради соблюдения условий причинять боль и неудобства любимому существу.
Ева остановилась, внимательно посмотрела на своего спутника.
- О-о! Что я слышу! Какие речи… Почему я не могу вот так взять и легко вам поверить? А, Эдуард?
Он смешался.
- Вы довольно проницательны, неожиданно прозорливы для женщины, - вздохнул Проскуров. - Если быть до конца честным, Нана не горела желанием представляться моей родне. Она и со своими знакомила меня неохотно. Такой уж у нее склад характера… замкнутый.
- Вас это не настораживало?
- Настораживало, - признался он. - А с другой стороны, нравилось. Женщина, которая обращает много внимания на окружающих и любит привлекать его к себе, - не мой идеал.
- Вы, значит, затворниц предпочитаете, монашенок! - съязвила Ева. - Этаких непорочных девственниц-недотрог. Чтобы только вы, единственный и неповторимый, могли к ним прикасаться!
- Не к ним, а к ней.
- Еще спрашиваете, почему я вас невзлюбила?! Сами-то вы тоже непорочный девственник?
- Я - мужчина.
- Вот! - взорвалась она. - Грех ищет в других святости, а находит…