Воронцов вскочил на колени, выбросил из патронника пустую гильзу и заметил, как группа, человек семь, в которой были танкисты и тот, ради которого они пришли сюда, перемахнули через придорожный кювет и рассыпались по просеке. Но вдруг двое из них остановились и кинулись к лошади.
Выстрел рассек тяжелые мысли младшего лейтенанта Нелюбина как раз в то мгновение, когда танкист сказал, что больше тянуть нельзя и что, если он сомневается, то они побегут одни. Нелюбин вдруг увидел, как шарахнулся с дороги конь и как поволоклось под телегой зацепившееся за передок тело старшего конвоира. Вначале ему показалось, что их обстрелял самолет и что звука мотора он просто не услышал из-за контузии. В ушах опять гудело и покалывало, как от простуды. Но потом увидел, как дымок еще одного выстрела плеснул из-за куста, и человек в красноармейской гимнастерке встал из травы и передернул затвор винтовки. В следующее мгновение его сбили с ног и один из танкистов подхватил его за воротник и потащил с дороги на обочину. Там они кубарем покатились вниз, под насыпь.
— Уходим! — закричали ему в самое ухо. Или это он сам кричал кому-то:
— Уходим, братцы!
— В лес!
Нелюбин бежал вместе со всеми, перепрыгивая через кочкарник и березовые пеньки, стараясь не упасть и не угодить кому-нибудь под ноги. Но чем ближе они подбегали к лесу, тем очевидней становилась мысль о том, что и там, в лесу, без оружия они все равно беглые бараны, а не бойцы. И он отыскал лихорадочным взглядом бегущего рядом Григорьева и крикнул ему:
— Сержант, к повозке! Винтовку надо!..
И они побежали к повозке, опрокинутой неподалеку. Раненые копошились в кювете. Немец неподвижно лежал под передком, зацепившись ремнем за крюк. Винтовка висела на его окровавленной шее.
Нелюбин ловко, по-кошачьи прыгнул под телегу, сдернул с убитого винтовку. Григорьев тем временем расстегнул ремень с подсумком и кинжальным штыком.
— Ранец возьми! — рявкнул Нелюбин и выхватил из рук Григорьева ремень.
В лес они бежали уже вчетвером. Следом за ними какие-то бойцы вели выпряженного коня. На пленных они похожи не были. И уже в березняке, когда можно было перевести дыхание, он спросил их:
— А вы, ребятушки, кто такие будете?
— А мы, Кондратий Герасимович, Шестой роты курсанты Смирнов и Воронцов! — радостно закричал ему в ответ Степан.
— Ох, ектыть! Это ж опять спаситель мой! Опять тебя бог прислал! Степушка ж ты мой родимый! Дай же я тебя обниму! — И Нелюбин повис на плече у Смирнова и некоторое время так и бежал, прилипнув к своему спасителю.
Ночью они сидели возле костра и разговаривали. Котелки уже были опустошены по нескольку раз. Все, что удалось прихватить у немцев, а также припасы Смирнова, было пущено по кругу. Лейтенант спал на носилках. Чтобы он не мерз, носилки поближе подтащили к костру. Танкисты и четверо бойцов спали вповалку на лапнике. Калюжный и Григорьев с винтовками ушли в охранение. Спать не ложились только трое: Воронцов, Смирнов и Нелюбин.
— И как же это вы нас, милыи вы мои, подкараулили! — мотал головой Нелюбин и тут же, с тем же внутренним ликованием продолжал: — А я всегда говорил, что товарищ на фронте для солдата — первая и самая близкая родня! Боевого испытанного товарища солдату на войне бог дает! А то, что богом дадено, вот так беряжить надобно! — И Нелюбин сжал кулаки и потряс ими.
Вскоре Нелюбин удивил их и вот чем: вытащил откуда-то из своих засаленных и пыльных лохмотьев медаль и повесил ее над клапаном гимнастерки.
— Как же они у тебя ее не отняли? — поинтересовался Воронцов.
— А так. Схоронил я ее, в надежное место. Мне эта медаль не так-то просто досталась, чтобы я ее немцу отдал.
— Ну, Кондратий Герасимович, вы и при звании, и с медалью — полный кавалер!
— Как есть! — согласился Нелюбин. — Эх, ребятушки мои, сейчас бы обмыть это наше дело! Что ж жизнь наша такая злодейская, что с такими-то хорошими ребятами, в такой-то милый час выпить нечего… — И вдруг спросил, глядя на винтовку с зачехленной трубой оптического прицела: — А кто ж из вас стрелял? Или сразу оба-два? Да нет, стреляли раз за разом…
— Санька стрелял, — сказал Смирнов.
За полуночью разговор стал тускнеть. Все, что шло от души, сказалось, а то, о чем все трое думали, но о чем пока молчали, угнетало. И вот Нелюбин, чувствуя, что подошли уже к краю, разорвал эту тягучую паутину:
— А куда ж, ребятушки, мы теперича пойдем?
Воронцов и Степан молча переглянулись.
— Я так думаю, что выходить нам надо где-то возле Зайцевой Горы. Хоть там и самая бойня, и войска все сгрудились, но там и полк мой. А ежели где в другом месте переходить, еще неизвестно, каким карим глазом на нас посмотрят.
— До Зайцевой Горы еще дойти надо. Сколько дотуда километров?
— Примерно, сорок — сорок пять.
— Два перехода. Если по прямой. Но таких дорог не бывает. Да и нельзя нам по дорогам идти. А у нас тяжелораненый. Да и кормить людей уже завтра утром чем-то надо.
— И то правда, и то, а идти, ребятушки, надо, — подытожил Нелюбин и хлопнул Воронцова по коленке. — Поведешь ты. У тебя уже опыт есть. Народ у нас подобрался надежный. Одни танкисты чего стоят. У них, имей в виду, младший сержант хороводит, Демьяном зовут.
Утром Воронцов построил свой отряд. Встал и лейтенант. Его еще пошатывало. Но он уже был полон решимости дальше идти своим ходом. В строю оказалось пятнадцать человек, с Воронцовым — шестнадцать. В боевых условиях — взвод. Потому что на передовой, Воронцов это знал, через неделю боев во взводе редко остается больше половины личного состава.
Лейтенант, летчик, отстегнул планшет и протянул Воронцову. Смирнов передал карту и компас. И Воронцов начал переписывать свой взвод по фамилиям. Документов почти ни у кого не оказалось.
Свой новый взвод Воронцов разбил на три отделения. Первым назначил командовать Нелюбина, вторым — сержанта Григорьева, третьим — младшего сержанта Петрова. Как только эта орава случайно спасшихся людей стала приобретать черты воинского подразделения, люди сразу стали собраннее. Исчезла расхлябанность. Шинели собрали в скатки. Гимнастерки подвязали кусками провода, найденного где-то в пути. Кому не хватило провода, надрали свежего лыка и сплели себе ремни не хуже штатных. Хуже оказалось с продовольствием и оружием. На грибах можно было протянуть сутки. Из оружия в наличии оказалось три винтовки, два револьвера и один ТТ. Патронов тоже негусто.
После короткого совещания решили действовать следующим образом: углубиться в лес правее шоссе, ближе к фронту, попытаться в пути разжиться продуктами и, по возможности, оружием. Направление держать постоянное — на Зайцеву Гору.
В тот же день они пересекли лесной проселок, который, судя по карте, соединял два крупных населенных пункта. Установили наблюдение. Через час наблюдатели сообщили: прошли две подводы и два мотоцикла, все — со стороны фронта.
