Книга Высота смертников, страница 87. Автор книги Сергей Михеенков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Высота смертников»

Cтраница 87

— За что?

— За то, что вывели нас. Вы ж нас спасли от позора. — Куприков уткнулся в угол окопа, затрясся. — От позора, товарищ Курсант. От позора… У меня ж дома двое детей. Сыны. Кем они вырастут, если папка ихний в плену сгинул бы?

— Ты что, Куприков? Плачешь? — Воронцов никак не мог отдышаться. Слова из него выходили с хрипами, с глубоким задышливым кашлем. — Пустое. Не плачь. Лучше сходи, позови Нелюбина, Степана и сержанта Григорьева. Всех — ко мне.

Закопченная каска качнулась и приподнялась.

— Подожди, Куприков. Знаешь что… Это тебе спасибо, Куприков.

— А мне-то за что? Я вон и патроны не все израсходовал. Танк как даст через наши головы! Ешки-матрешки!.. Вот где страху! А коня моего тоже убило. Жалко коня. Да где ж тут коня убережешь?

Воронцов, карабкаясь руками по стенке окопа, тоже встал. Обнял Куприкова и сказал ему:

— Ты хороший боец, Куприков. Вот за это я и выражаю тебе благодарность.

— Служу трудовому народу! — неожиданно ответил Куприков и подобрался.

— Голову-то не высовывай. Рассвело. Для снайпера самое время.

Спустя некоторое время боец вернулся. Доложил:

— Спят они все, товарищ Курсант. Сморило. Никого не смог разбудить.

— Раненые есть?

— В драке не без синяков. Но тяжелых, слава богу, нет. Степану досталось. Там, в окопе, возле «колотушки» [19]. Немец ему попался, видать, здоровенный.

— А что так тихо, Куприков?

— Наши спят. А хозяева, видать, разбежались. Мы ж на них — с той стороны, да еще с танком. Их тоже понять можно. У них же тут пушек противотанковых нет. Это вон у немцев — всякой твари по паре. Даже в пехотных окопах.

— Куприков, я назначаю тебя в наряд. Пока взвод спит, будешь охранять наш участок траншеи. А я немного посижу. Посижу и пойду хозяев поищу. Должен же тут кто-то быть.


На рассвете командиру стрелкового полка, державшему оборону перед склоном одной из высот в окрестностях Зайцевой Горы, подполковнику Колчину доложили из левофлангового батальона: немцы проявляют активность в районе деревни Фоминки, слышна ружейная стрельба. Через несколько минут новое сообщение: в ближнем тылу у немцев, похоже, идет бой, с применением танков, но с чьей стороны, пока не ясно.

— Ты, Дроздов, повнимательней будь, — предупредил комбата-3 Колчин. — От немцев всего можно ждать. Но, возможно, что на твоем участке прорывается заблудившаяся разведка из соседней дивизии. Будь готов ко всему.

— С танком прорываются, Илья Митрофанович, — сообщил комбат-3. — Вот только из второй роты позвонили. Солодовников сообщил: «тридцатьчетверка» с десантом на броне, пятится, ведет сосредоточенный огонь по немецким траншеям. На провокацию не похоже. Солодовников докладывает, что лупит по немецким окопам — только бревна летят.

— Ну так помогите им, Дроздов! Или хотите, чтобы их перед вашими траншеями распекли! Действуйте. Пусть минометчики откроют отсечный огонь.

— Да ведь мин и так по десятку на ствол.

— Танк потеряем — дороже выйдет.

— Танк не наш. Нам за него в бригаде и спасибо не скажут. А мины нам на артскладах по счету выдают. Израсходуем сейчас суточную норму, другой не будет.

— Слушай, Дроздов, срочно прикажи минометчикам открыть огонь. И брось мне эти рассуждения: мой колхоз, не мой колхоз… Докладывать — через каждые пятнадцать минут!

— Понял. Разрешите действовать?

— Вы уже должны действовать!


Старший лейтенант Солодовников тем временем бежал по траншее в сторону третьего взвода и материл всех и вся. Первым делом он помянул матушкой командира третьего стрелкового взвода лейтенанта Могилевского и его печатников. Потом минометчиков старшего лейтенанта Нигматулина, за то, что он в одну минуту перекинул через ручей всю суточную норму боезапаса, и теперь батальон, а в первую очередь вторая рота, остались без огневой поддержки как минимум до вечера.

Следом за Солодовниковым бежали младший политрук Кац и двое связных.

— Товарищ Солодовников… Товарищ Солодовников… Вы меня слышите, товарищ Солодовников?

— Да слышу, слышу! Что из того, что я вас прекрасно слышу! — в сердцах бросил ротный своему заместителю по политчасти, которого тоже недолюбливал: за то, что тот всюду совал свой нос, за то, что беззастенчиво мечтал об ордене, за то, что тоже был из тех самых печатников, которые сейчас дрожали, поджав хвосты, где-то здесь, в траншее. Шагах в двадцати кончался участок обороны второго взвода и начинались окопы печатников.

В-третьих, он крыл комбата Дроздова. Это он, капитан Дроздов, удружил ему с последним пополнением — печатниками.

Месяц назад, когда батальон отвели во второй эшелон на отдых и пополнение после потерь, понесенных возле урочища Сухой ручей, из Калуги прибыла очередная маршевая рота, и ее, как бывало прежде, не бросили на высоту, чтобы усилить очередную безнадежную атаку, а распределили по батальону. Тридцать человек, включая взводного, прислали во вторую роту. Лейтенант Могилевский, застенчивый, но исполнительный и немногословный, вначале понравился ему. Но потом Солодовников заметил, что бойцы совсем не слушаются лейтенанта, похлопывают его по плечу. Порядок держали сержанты. Однажды он оставил взводного в землянке, чайку попить. Как бы между прочим посоветовал, чтобы прекратил панибратские отношения с солдатами. «Слушаться они тебя лучше не будут, а на шею быстро сядут. Это я тебе как бывший взводный говорю». Да где там! Вскочил из-за стола, вспылил: «Вы мне не тыкайте! Я — офицер!» Офицер…

— Троицкий! Что вы здесь делаете! Где ваше отделение? Где ваша позиция? — Старший лейтенант Солодовников с налету наскочил на сержанта, сидевшего в отводной ячейке.

Сержант повернул бледное с потеками пота лицо, посмотрел на ротного отсутствующим взглядом и отвернулся.

— Где лейтенант Могилевский? Где твои бойцы? Ты что молчишь, сволочь! — И ротный замахнулся на сержанта и ударил бы его, если бы сзади его не обхватил младший политрук Кац. Замполит был хоть и невысокий ростом, но жилистый. Ротного он держал железной хваткой.

И в это время из-за изгиба траншеи выглянуло перепачканное лицо в каске, выкрашенной белой известкой. Старший лейтенант Солодовников ринулся к нему, увлекая за собой и Каца. Так они втроем и обрушились на дно траншеи и какое-то время, рыча и сопя, катались там, пока дежурная очередь немецкого пулемета не осыпала их мерзлым песком и снегом.

— Быстро собери взвод и — за мной! — кричал ротный, оттолкнув от себя замполита. ТТ, пристегнутый ремешком к колечку антапки, плясал в его руке.

Первый же день на передовой показал, какой офицер этот тихоня Могилевский. Старший лейтенант Солодовников обошел участок обороны, закрепленный за ротой. Сразу заметил: первый взвод тут же начал углублять ходы сообщения, отрытые где по пояс, а где и еще мельче. Третий взвод занимался тем же, находясь в резерве в тридцати-сорока шагах позади них за яблоневым садом и огородом, обнесенным высокой изгородью. Солодовников приказал и лейтенанту Могилевскому углубить ход сообщения, расширить пулеметный окоп и отрыть для «максима» запасную позицию в зарослях шиповника, надежно прикрытых снегом. А следующим утром, рано, на рассвете, ему доложили о первых потерях: снайпер подстрелил двоих бойцов, обоих наповал, оба из третьего взвода. Пришел посмотреть: лежат под плащ-палатками — головы снесены разрывными пулями. Саперные лопатки у всего взвода в чехлах. «Ну что, Могилевский, углубили траншею, — сказал лейтенанту, с ненавистью глядя в его застенчивые глаза. — Поздравляю с первым боевым крещением. Еще один такой, по твоей глупости, убитый, и ты, офицер, будешь четвертым». — И похлопал по кобуре ТТ. Никто их тогда не слышал. Поговорили по душам и, кажется, друг друга поняли.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация