— Думаю, что Всеволод Петрович уже здесь и прекрасно
нас слышит. Всеволод Петрович, — сказала я громко. — Как видите, я
жива, а ваш Носик скончался. Мы продолжим беседу таким образом, или вы
появитесь?
— Вы с ума сошли? — повысила голос Любовь
Ивановна. — Немедленно выйдите отсюда…
— Успокойтесь, я уверена, Всеволод Петрович хочет,
чтобы я осталась.
Через мгновение дверь за моей спиной распахнулась, и в
комнату вошел Всеволод Петрович.
— Не ожидал, что вы способны на такое, — заметил
он удрученно.
— У меня скверные манеры, согласна. Например, я не
подглядываю в замочную скважину…
— Прекратите кривляться, — оборвал он, — и
объясните, в чем дело?
— Может быть, вызвать милицию? — внесла дельное
предложение Любовь Ивановна. Я засмеялась, а Всеволод Петрович вдруг рявкнул:
— Убирайтесь отсюда. — Адресовалось это бедной
женщине. От неожиданности она подпрыгнула и стрелой вылетела из комнаты. —
Что за глупости вы здесь болтали? — добавил он суровости в голос.
— Если моя болтовня кажется вам глупостью, зачем
нервничать? Всеволод Петрович, я пришла к вам не для того, чтобы разоблачать,
вывести на чистую воду и так далее, этим займется милиция. Думаю, о гибели
Носика вы уже знаете, проследить его связь с неким господином, ведающим в нашем
городе торговлей наркотиками, а так же с вашим “обществом”, дело нетрудное.
Доказано, что Носик убил Лену Телегину, у милиции есть факты, опровергающие
версию самоубийства журналистки Натальи Никольской, и еще есть пленка, на
которой запечатлено, как вашу любовницу Раису Акимову вытолкнул из окна все тот
же Носик. Мне неизвестно, почему вы убили самого Акимова…
— Да вы с ума сошли! — закричал Всеволод Петрович,
но оказался очень плохим актером и, должно быть, сам понял это.
— Вы пичкали наркотиками этих женщин, доводя их до
сумасшествия, а потом просто убивали. Я пришла спросить вас, зачем? Вы умный
человек, неужели ваш поиск смысла жизни сводится к тому, чтобы превращать чужую
жизнь в ад?
— Вы сошли с ума, — повторил он. — Я ничего
не желаю слышать. Какие наркотики? Это полный бред.
— Я бы на вашем месте срочно навела порядок в родной
епархии. А то как бы вам из святых не угодить в уголовники. — Последнюю
фразу я договорила, уже выходя из комнаты. И только оказавшись на улице,
подумала, а что, если моя интуиция гроша ломаного не стоит и я оскорбила
хорошего человека, который знать не знал ни о каком Носике? То, что он
испугался, вовсе не доказательство вины…
Я села в машину, хлопнула дверью и уставилась в окно,
пытаясь справиться с волнением. Моя машина стояла в переулке, серое мрачное
здание “общества” было у меня как на ладони. Где-то минут через пять ворота,
выходящие в переулок напротив, открылись, и появилась черная “Волга”. За рулем
сидел Всеволод Петрович, даже отсюда мне было заметно, как он нервничает.
Машина, набирая обороты, понеслась к проспекту, я бросилась
следом, особо не заботясь о том, что меня увидят. Всеволоду Петровичу было явно
не до того, чтобы высматривать в зеркале мою машину, по крайней мере, он не
сделал никаких попыток от меня оторваться. Он куда-то очень торопился. Конечной
точкой его маршрута оказалось кафе “Олимпийское”, скромный на вид подвальчик в
центре города. Всеволод Петрович бросил машину напротив входа и припустился к
резным дверям. Я свернула в ближайший переулок и стала ждать. Но на месте мне
не сиделось. Скорее всего здесь у Всеволода Петровича назначена встреча,
хотелось бы знать с кем? А почему, собственно, я не могу зайти в кафе? Я
направилась к резным дверям, вошла и опасливо огляделась: небольшой холл,
зеркало на стене, справа гардероб и две двери, наверное, туалет. И ни души.
Даже гардероб был пуст. Я заглянула в зал. Сразу возле входа высокая стойка,
вдоль стен маленькие кабинки со столиками на четверых. В одной из них сидел
Всеволод Петрович в компании мужчины лет тридцати пяти очень колоритной
внешности. Лысый, носастый, с толстыми губами и скошенным подбородком. Огромное
брюхо упиралось в стол. Всеволод Петрович сидел ко мне спиной и что-то говорил,
перегнувшись к собеседнику, тот время от времени кивал и гладил свою лысину.
Несмотря на внешность вдруг облысевшего Карабаса-Барабаса, похоже было, что
этот парень не из тех, с кем стоило вступать в разного рода препирательства, и
я решила незамедлительно покинуть зал, но девушка, скучавшая за стойкой бара,
меня уже заметила, мне пришлось подойти и купить бутылку минералки. Я очень
надеялась, что лысый и его гость не обратят на меня внимание.
— Прекрати скулить, — вдруг рявкнул за моей спиной
мужской голос. Мы с девушкой одновременно вздрогнули. — Малолеток надо
было лапать поменьше…
Я поспешила уйти, хотя услышанное очень меня заинтересовало.
Рычал лысый, и слова его, вне всякого сомнения, адресовались председателю
“Общества любителей Библии”.
Всеволод Петрович вышел из кафе где-то минут через сорок,
вытирая потный лоб платком и тяжело дыша. Устроился в своей машине, но теперь
не торопился, ехал, строго соблюдая все правила дорожного движения. Путь его
лежал в пригород и закончился возле металлических ворот скромного особнячка,
приобретенного скорее всего на членские взносы любимой паствы. Ворота
открылись, и Всеволод Петрович скрылся с моих глаз. Вскоре сразу в нескольких
окнах вспыхнул свет. Я еще немного понаблюдала, укрывшись в переулке, но ничего
заслуживающего внимания так и не произошло.
Из ближайшего телефона-автомата я позвонила Славке. Стоило
мне заикнуться о моем визите в “общество”, как он рявкнул:
— Кто тебя просит соваться? Это дело милиции, а если бы
твой Всеволод Петрович шваркнул тебя с перепугу по умной голове? Чем-нибудь
тяжелым?
— Я уверена…
— Чтоб ни о какой дурацкой слежке я больше не слышал.
Мысленно обругав Славку, я поехала домой. Въезжая во двор,
увидела Кирилла, он сидел на качелях, держа руки в карманах куртки и пряча нос
в воротник. Оставив машину на стоянке, я пошла к подъезду, а поравнявшись с
качелями, остановилась, ожидая, когда подойдет Кирилл.
— Я тебя люблю, — сказал он тихо, я кивнула, а
потом спросила:
— Зайдешь?
— Если ты не против.
— Конечно, не против, — вздохнула я.
— Я жду тебя два часа, — сказал он уже в квартире.
— Замерз?
— Еще как. У тебя лицо грустное…
— Я боялась, что никогда не увижу тебя…
— Прости, забудь все, что я наговорил утром. Больше
никаких тайн, детективов и прочей ерунды. Есть ты и я.
