— Что вы имеете в виду, говоря о современных средствах войны, Джайл? Почему не сказать прямо: "ядерные средства"? — не удержавшись, с места крикнул Парк.
Джайл, не отвечая, поднял вопросительный взгляд на спикера.
Спикер был стар. Сорок лет он председательствует здесь. Видел и слышал многое. Мало что может его смутить.
— Депутат Джайл, продолжайте, — пробормотал он, — полагаю, что господь бог, которому мы вознесли молитву, открывая это собрание, вразумит вас, что говорить…
— Человечество получило в свое распоряжение средство самоуничтожения, — продолжал Джайл. — И как раз в тот момент, когда разногласия между двумя мирами стали глубже, чем когда бы то ни было. Мнение, будто прежние международные урегулирования были результатом разумных действий дипломатии — глупая иллюзия. — Джайл стукнул кулаком по пюпитру. — Мы стоим перед планомерным, продуманным продвижением Кремля. Становится все более ясно: наше противодействие этому продвижению может быть определено только ценой, которую мы согласны заплатить за то, чтобы сохранить свои позиции. — И, не ожидая, пока стихнет легкий шум, возвысил голос: — Мир любой ценой не для нас! И только тот, кто не верит в мужество и мощь нации, способной защитить себя, может ответить русским "да", когда они говорят: "Давайте разоружаться, бросим в мартены все, что у нас есть, кроме ружей и пистолетов, необходимых полиции". Допустим на миг, что мы на это пошли. Что случится в день, когда мы уничтожим свой последний авианосец, танк, пушку? Миллиард так называемых угнетенных, которым мы больше не сможем показать их место, потребуют того, что они считают свободой, независимостью, суверенитетом и невесть чем еще. Мы с нашими жалкими ружьями и пистолетами не сможем оказать поддержки ни одному лояльному правительству. Мы, призванные самим господом поддерживать порядок на земле, будем раздавлены миллиардом черных, коричневых, желтых безумцев, забывших господа бога и устремивших взоры к красному божеству коммунизма. — Джайл обвел собрание гневным взглядом. Словно в зале парламента сидели те самые черные, коричневые, желтые, которые должны его раздавить. — Международные полицейские силы? Может быть, это подойдет лет через пятьдесят нашим внукам. — Он криво усмехнулся. — Если они не будут дураками и сумеют к тому времени установить в мире достаточно твердый порядок. А пока можем положиться только на себя. Однако мощь и скорость современного оружия привели к тому, что малейшее промедление или ошибка в случае тревоги — и нашей традиционной неуязвимости конец. Могущество мирового коммунизма уменьшило наш традиционный резерв безопасности. — Джайл погрозил залу и внушительно произнес: — Наши предшественники, творцы нашей конституции, были правы, создавая триаду властей в нашей стране. Но политический опыт заставляет нас задать вопрос: выдерживает ли существующий порядок испытание временем? Выдерживает ли наша конституция? Не стало ли все это великолепной историей? Господа! — прокричал Джайл. — Мы с вами знаем: власть главы государства непрерывно возрастала с тех пор, как наша страна стала принимать участие в мировой политике. Мы гордимся тем, что руководители нашей политики стремятся расширить влияние нации на ход истории. С ролью нации растет и роль ее главы. Если в уравнение, выражающее нынешнее состояние мира, подставим знаки скорости и мощи оружия, загадку времени и тайну внезапности, то должны будем сказать: прошло время, когда интересы нации требовали решать вопросы войны и мира многолюдным, многоголосым и сложным механизмом, каким являются парламенты… — Джайл быстро пробежал взглядом по удивленным лицам депутатов. — Нужна новая формула: "Неограниченная власть человека, компетентного единолично решать вопросы войны и мира…" Мой вывод: мы должны внести поправку в нашу старую, добрую конституцию. Пусть комиссия конституционных вопросов данного собрания разработает проект…
Прежде чем он набрал в легкие воздуха, чтобы договорить, с места поднялся сухопарый седой человек, казавшийся от своей худобы еще выше, чем был на самом деле, и скрипучим голосом старого стряпчего прокаркал:
— Господин председатель! Текст поправки, предлагаемой конституционной комиссией, может быть зачитан высокому собранию.
Спикер стукнул молотком.
— Я полагаю… — начал было он, но срепетированный хор голосов прервал:
— Пусть читает!.. Пусть читает!..
Тощая фигура председателя конституционной комиссии появилась на трибуне. Он едва успел раскрыть рот и произнес всего несколько слов, как уже раздались крики.
Одни депутаты растерянно переглядывались; другие вскакивали с мест и кричали так, что в наступившем шуме не было слышно их собственных слов.
"Господи боже, — подумал Парк, — это чертовски похоже на то, что происходило в тридцатом году в германском рейхстаге… Демократию хоронят по самому дешевому разряду. А я-то воображал, что в этом доме меня уже ничто никогда не удивит. Эти люди не понимают, что наличие ядерного оружия, способного уничтожить всю цивилизацию, привело нас в тупик: обращение к его силе для решения вопроса — кто кого? — стало невозможно… Оно стало равносильно самоубийству. Боже правый, как ты мог довести их до безумия?!"
Стука молотка спикера уже не слышали даже ближайшие к нему.
Парк поднял усталый взгляд на часы. Они показывали ровно три. Три часа утра.
***
Время от десяти до одиннадцати часов утра того же дня Антонио Пирелли провел у телефона. За этот час он дважды переговорил с лидером правящей партии и с лидером оппозиции в парламенте. Последний разговор состоялся с одним из членов Верховного суда. После этого Пирелли спокойно принял ванну и лег спать.
***
13 часов того же дня
Большинством шести голосов членов суда и одним голосом его председателя принятая парламентом поправка скреплена авторитетом Верховного суда, как не противоречащая духу и букве конституции.
***
23 часа того же дня
Председателя Верховного суда подняли с постели, чтобы вручить конверт от одного из двух членов суда, голосовавших против поправки. Старик председатель с недовольным ворчанием вскрыл конверт и, оседлав нос очками, одним взглядом охватил весь текст. Там было всего несколько слов:
"Это фашизм. Играйте без меня. Эдвард Нордленд".
***
23 часа 10 минут
Председатель Верховного суда набрал номер Нордленда.
— Вы сошли с ума, — сказал председатель.
— Если не сошли с ума все вы, значит сошел с ума я, — очень спокойно ответил Нордленд.
— Так оно всегда и бывает, — проворчал старик. — Одному всегда кажется, что сошли с ума все остальные.
— Ну, если вы так думаете, старина, то…
— В чем дело, Нэд? Что вы затеяли?
— Ничего неконституционного.
— Знаете, дружище, бросьте-ка это. С такими мыслями лучше не жить.
— Вы находите?..
