Тишина. От аромата сантала не осталось и следа.
Каталина сказала, что нашла послание в шкафу. В первую очередь мы отправились к нему. Можно было бы вытащить все коробки, обыскать их, если бы не записка на дверце: "Я знал, что вы вернетесь. Душевая". Каталина неуверенно посмотрела на меня и двинулась по направлению к лестнице.
Так тоже иногда бывает: тебе становится немного не по себе, когда делаешь шаг, а нога скользит из-за свернувшейся на полу крови. Мы остановились у двери ванной. Я прижался спиной к стене и потёр глаза. Мне не хотелось туда заглядывать. Но где-то внутри меня крепло желание увидеть Дэла, покончившего с собой из-за того, что его план провалился.
Хилари. Аннет. Мадлен.
Кажется, будто они просто спят. Три небрежно доставленных сюда, но так аккуратно, по-отечески, уложенных тела. Мои "сестра", "невеста" и "дочь".
Каталина заплакала.
А я смотрел на трёх девушек, лежащих на полу ванной, и пытался понять: сколько ещё нужно времени, чтобы счесть это своей утратой.
Нам нравится быть напуганными. Потому что это ощутимо.
Ведь дело-то не во тьме. Тебя возбуждает её содержание.
Отблески разума наполняют темноту особенной материей: личные переживания, желания, суждения, ожидания. Там всё складно и логично, пахнет гарденией и не таит вреда. Каждая мелочь на месте, люди живы, а лёгкие чисты. Планета не вращается, оттеняя твой материк, времени и вовсе не существует.
В темноте всё кажется прекрасным.
Тонкая настройка фантазии.
Настолько тонкая, что нить оборвётся, если кто-нибудь включит свет.
Кто-нибудь всегда включает свет.
И эти эдемы рассыпаются осенью, оставляют в парализующем замешательстве тебя, твой мрачный мирок и всех его насекомых.
Потому что кому-то всегда темно. Как днём.
18
Может быть, так оно и должно было случиться. Все двадцать семь лет от Аннет требовали замужества. Начинается это с пелёнок. Маленькие девочки играют в невест, надевая на голову наволочки вместо фаты. И мамочки умиляются, когда видят своих дочурок. Дитя воспринимает такую реакцию как одобрение. Когда девочка становится взрослее, гардероб пополняется ещё одним предметом – лифчиком. Туалетные принадлежности – прокладками или тампонами. В таком возрасте в голову вбиваются мысли о платонической любви, целомудрии, светлом и прекрасном чувстве, которое толкает людей к суициду. Дочери взрослеют, похоть становится неудержимой. Первый секс, первая симпатия. Разрыв. Обида. Смирение. Ненависть. Разочрование. Злоба. К двадцати семи годам Аннет знала, что такое "страдания". Знала, кому можно доверять, а кому – нет. Но её мать предпочитала напоминать о том, что должны быть внуки. Обязаны быть. Или ты становишься никем. "Мамочке за тебя стыдно". Нет. Мамочке стыдно за себя, ибо она не может похвастать в телефонном разговоре достижениями своих внучат. От Аннет требовали того, чего она дать была не в состоянии. Никто ни разу не поинтересовался, почему так происходит. Аннет была бесплодна. Никто ни разу не спросил, чего хочет она. Только мощнейшее назидание.
"Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Оставьте же меня в покое".
Хилари.
Больная несчастная Хилари, страдавшая от биполярного аффективного расстройства. Она получила то, чему её учили. Мужа и ребёнка. Супруг покинул дом сразу после того, как акушер-гинеколог выбросил в ведерко нечто похожее на окровавленного малыша. Долгие годы родительской пропаганды, клятва мужчины, пообещавшего оставаться с Хилари и в горе и в радости, заверения врачей в том, что плод развивается нормально. Фетоплацентарная недостаточность. Гипоксия плода. И всё. Нет той сказки, которую мама с папой рассказывали чуть ли не каждый день. Нет ничего, кроме непонимания, попытки найти причину и психического отклонения, сменившего на посту своего напарника. В Хилари жило два человека – одинокий и одержимый. Каждый из них постоянно пытался перетянуть одеяло на себя. Так прошёл год. Затем второй. У моей "сестры" появился я. Маниакальная фаза – трахни меня, насрать на то, что ты мой якобы брат. Депрессивная фаза – бесконечное молчание. Я спрашивал у неё, чего она хочет.
"Отымей меня, отымей как следует.
Я хочу, чтобы меня оставили в покое".
Мадлен.
Девочка, оставшаяся в абсолютном одиночестве, ради которой я исполнял обязанности настоящего отца. Интересовался её успеваемостью, приходил на выступления танцевальной группы. Смотрел фильм, в котором она оказалась счастливее всех её подруг. Мадлен – жертва стечения обстоятельств. Незапланированная сирота. Но вся её скорбь рассеялась с той новой, безответственной жизнью, в которую она, не задумываясь, нырнула после смерти родителей на "Лонгфелло". Я был рад за неё. Мадлен не нужно было перед кем-то краснеть, когда деканат подписывал приказ об отчислении. Она не испытывала никаких трудностей с наркотиками. Курила столько крэка на втором этаже родительского дома, сколько считала нужным. И никогда не перебарщивала. Некому мстить. Рядом не было никого, кто мог упрекнуть девушку в индифферентном отношении к будущему. И никто не расстроится, если она умрёт. Может быть, пара местных газетёнок вспомнит трагедию на круизном лайнере, проведёт какую-то аналогию. Сделает какие-то выводы. В некрологе. Тринадцатая страница. В самом углу. Там, где никто и не заметит. Как это было и с родителями Мадлен. В день её рождения я поинтересовался, чего она хочет.
"Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Оставьте же меня в покое".
Известные Неизвестные. Все три тела, лежащие на полу в ванной. Огромная лужа крови – своего рода простыня, чтобы девушкам было удобнее. И сколько бы ни всматривался в эти безмятежные лица, я так и не мог понять, почему люди рыдают, видя мертвецов. Особенно, если это близкие люди. Известные мне "сестра", "невеста" и "дочь". Что должно произойти? Меня внезапно окутает отчаяние? Или упадёт небо? Смерть – не повод для угрызений. Или мучений.
Но есть одна мысль, которая не покидает меня с того момента, как мы с Каталиной нашли тела. Всего бы этого не было, если бы не "стечение обстоятельств". Сколько мелких частиц собралось воедино, чтобы в итоге были наказаны невиновные? Они и вправду поплатились ни за что, как говорил Элтон, ставя в пример Чакко. Бедного Чакко, которому так сочувствовал Данте. Идея "Семьи напрокат" возникла в моей голове сразу после той "апологии Эла". Я пытался научиться любить. Возможно, у меня это не получилось. И сколько бы человек не покончило с собой, проклиная монотонный звон унылых стен, я знаю, что всё делал правильно. Задумка Дэлмера с "Лэнготом", обращение ко мне за помощью, случайно найденная записка. Конец трёх одиночеств.
"Я – смерть, великий разрушитель миров, несущий гибель всему живому". Слова, украденные Робертом Оппенгеймером, возомнившим себя знатоком санскрита. И так отныне.
Не имеет значения сам факт: умышленно ли я подвёл Аннет, Хилари и Мадлен к такому исходу, или "так получилось". Я – инициирующее устройство.
