— Рассказывай!
— Если бы не он, — кивнул Санька на Рекса, — рассказывать было бы нечего. Живот мой стал как решето, живым сдаваться не хотелось, вот и решил утонуть в болоте…
— Ну да, — перебил его Виктор, — а Рекс тебя вытащил хотя и… не очень-то любил.
— Да что там не любил! — согласно кивнул Санька. — Ненавидел! И было за что! Ведь я же до войны на живодерне работал, — обернулся он к Галиулину. — Собачьих душ загубил — не счесть.
Галиулин непроизвольно нахмурился.
— Тому были причины, — заступился да Саньку Громов. — Я эту историю знаю. Ладно, ты лучше расскажи, что было дальше.
— Дальше? Известное дело: госпитали, операции, хотели списать по чистой… Но я вернулся в строй, воевал, все время искал наших.
— Наших уже не найти, — тяжело вздохнул Громов. — Все там. — Он посмотрел на потолок. — От старого состава роты только мы с тобой и остались. Ну, Санька, прохиндейская твоя душа! — еще раз стиснул его Громов. — Теперь уж пойдем вместе. До Берлина! А помнишь, как в Сталинграде?
— А рукопашную в сорок первом?
— А под Курском?
— Стоп-стоп-стоп! — поднял руку Галиулин. — Вечер воспоминаний устроите в другой раз. А сейчас, сержант Мирошников, помогите устроиться вашему командиру, и ровно через час, — посмотрел он на часы, — прошу вас, товарищ майор, ко мне.
Час пролетел, как одна минута. Едва Виктор распаковал чемодан, прикрепил в своем закутке семейную фотографию и накормил Рекса, как прибежал посыльный. Он уважительно посмотрел на Рекса и, сильно окая, прохрипел:
— Просили поторопиться. Сказали, чтоб без собаки.
— Хор-рошо, — раскатисто ответил Виктор. — Без собаки так без собаки. Сидеть! — бросил он Рексу и обернулся к посыльному. — Ты чего хрипишь-то? Простыл?
— Так точно. Простыл, — безнадежно махнул он рукой.
— Под березкой стоял? Со связисточкой? — лукаво погрозил пальцем Виктор.
— Никак нет, — смутился посыльный. — Искупался. В Одере.
— В Одере? Вот это да! Неужели дошли?
— Дошли, товарищ майор. Разведка вовсю шурует на том берегу. На обратном пути напоролись на мину. Лодка-в щепки, а мы — вплавь.
— Доплыли все?
— Все. Только командира малость контузило. Еле слышит. И головой трясет.
— Кто такой? Может, знаю?
— Едва ли. Старший лейтенант Ларин…
— Ларин?! — тряхнул его Виктор. — Не врешь?
— Да вы что, товарищ майор, — поморщился от боли посыльный. — Зачем мне врать-то?
— А ну быстрей! — повернул его к двери Виктор. — Веди прямо к нему.
— За тем и пришел, — заторопился посыльный. — Сейчас он у полковника на докладе.
Давненько посыльный не видел таких бегунов. Майор Громов летел по штольне, как к олимпийской медали. Он вихрем ворвался к Галиулину, на ходу козырнул и бросился к вскочившему со стула молодцеватому офицеру.
— Игорь! Ларин! — стиснул его Виктор. — Ты?! Ну надо же! Нет, такое бывает только на войне: за один день две встречи. И какие!
— Ты забыл, кто такие встречи устраивает, — с улыбкой заметил Галиулин. — Надеюсь, помнишь, как я тебя свел с капитаном Мараловым?
— Еще бы.
— Ты с ним связь поддерживаешь?
— Конечно. Он где-то на нашем направлении.
Наконец Виктор выпустил Ларина, усадил на стул, сам пристроился напротив и, вглядываясь в измученное лицо Игоря, начал расспрашивать:
— Как ты? Что ты? Кто с тобой из наших?
Игорь виновато улыбнулся и показал на ухо.
— Громче. Пожалуйста, громче. Я очень рад! Честное слово!
Виктор прокричал вопросы в самое ухо.
— Из тех, кто был на Днепре, в роте никого нет. Но ребята пришли стоящие. Хорошо показали себя на Висле. Сейчас прощупываем левый берег Одера.
— Давайте об этом позже, — попросил Галиулин. — Надо перекусить и отметить встречу, — он сдернул со стола газету. — Как говорится, чем бог послал.
— Вот это да! — изумился Виктор, увидев бутылки с иностранными этикетками. — Контакты у вас, вижу, неплохие.
— А ты как думал! На то мы и разведка.
Когда отлегло на душе и друзья, отодвинув стаканы и тарелки, расстегнули воротнички, Галиулин с нажимом сказал:
— Так я — о контактах. Сейчас это самое главное. На левом берегу действует несколько наших разведгрупп. Некоторые — в немецкой форме. Но расчет на то, что в хаосе отступления им без труда удастся ловить рыбку в мутной воде, не оправдался. Оборона у немцев плотная. Дисциплина железная. За паникерство и пораженческие настроения вешают на телеграфных столбах. В войсках да и в народе усиленно распространяется лозунг: «Мы были у стен Москвы, но города не взяли. И русским не видать Берлина». Сопротивление действительно невиданное. Как следствие — большие потери с нашей стороны. Перед разведотделом армии поставлена задача снизить эти потери. Способ — древний как мир: своевременно сообщать об узлах сопротивления, минных полях, тайных аэродромах, районах максимального сосредоточения войск.
Неторопливую речь Галиулина прервал зуммер.
— Слушаю, — снял он трубку. — Да… да… Плохо! — побледнел Галиулин. — Очень плохо! Ни в коем случае. Пост не снимать! Будем искать. Будем думать.
Галиулин швырнул трубку. Встал. Рванулся к двери. Вернулся. Снова сел.
— Прокол, — посмотрел он на Виктора. — Серьезный прокол. Еще позавчера две группы должны были вернуться с западного берега Одера. Они работали в глубоком тылу, трижды выходили на связь, передали чрезвычайно важные сведения, а потом — будто в воду канули. Сейчас вот сообщили, — кивнул он на телефон, — что в эфире по-прежнему пусто, прошли все сроки выхода на связь, и предлагают снять пост. Я запретил. Снять пост — значит вычеркнуть их из списка живых. А в каждой группе по десять человек. Какие будут предложения?
Виктор облизнул разом пересохшие губы и решительно встал.
— Надо искать! Может, у них раненые, может, блокированы, может…
— Вот именно! Может, взяты в плен, может, погибли… Короче говоря, надо установить, что с нашими группами. По идее это задание надо поручить Ларину, но ты же видишь, в каком он состоянии — ни черта не слышит и на ногах еле держится.
— Все понял, — привычно передвинул пистолет на живот Виктор. — Я готов.
— Вот и ладно. Людей подбирай сам. Бери кого хочешь, но не больше взвода. Готовность — двадцать два ноль-ноль.
С помощью Ларина Виктор быстро сформировал группу поиска, своим заместителем назначил сержанта Мирошникова. В последний момент приказал принести что-нибудь из вещей пропавших солдат. Санька все понял и вскоре явился с двумя пилотками — офицерской и солдатской.
