В конце концов список сократился до двух человек. Только вот кто же из них?
– Тайлер.
– Ради Бога, дай же ты человеку поспать. Ну, что теперь?
– Что этот дьявол Струан сделает с Кулумом?
– Откуда мне знать. Может, убьет его. Не знаю. Но это будет что-то ужасное, можешь мне поверить.
– Кулум, видно, не робкого десятка парень, если решился на такое.
Брок рассмеялся:
– Жаль, что ты не видела лица Дирка. Этот сукин сын прямо окаменел от изумления. Вот так взял и окаменел на месте.
– Мальчишка-то поступил хитро, что отдал землю Церкви. Избавил отца от опасности. Да и тебя тоже.
– Не смеши меня, женщина. Уж никак не меня, клянусь Богом! Дирку этот пригорок был нужен как воздух. Он бы повышал и повышал цену, пока она не задушила бы его, тут-то я бы и отступился. Не будь этого молокососа, Дирк сейчас стоял бы на коленях. Разоренный подчистую.
– Или предоставил бы тебе самому задыхаться в этой петле.
– Ну нет. Уж очень он хотел заполучить этот холм.
– Но разорить тебя он хотел еще больше.
– Нет. Ты ошибаешься. Ложись-ка спать.
– Как он поступит с Кулумом?
– Не знаю. Обид он не прощает. Они оба теперь ненавидят друг друга. Никогда не видел Дирка в таком бешенстве. Вражда между ним и мальчишкой может оказаться нам на руку.
На какое-то мгновение Лизу охватил страх. Страх за мужа. Страх перед той ненавистью, которую он и Струан испытывали друг к другу. Ненавистью, которая могла умереть только со смертью одного из них. Или обоих. Господь милосердный, помолилась она уже в несчетный раз, пусть между ними будет мир. Затем страх оставил ее, и она сказала себе то, что всегда говорила: «Чему быть, того не миновать». Это напомнило ей «Гамлета» и Уилла Шекспира, который был ее страстью.
– Почему бы тебе не построить театр, Тайлер? На Гонконге. Мы ведь теперь останемся здесь, не так ли?
– Да. – Брок просветлел, сразу перестав думать о Струане. – Это хорошая мысль, Лиза. Просто замечательная. Построим театр, пока это исчадие ада не подумал о том же. Да, завтра же я поговорю со Скиннером. И создам специальный фонд. Мы выпишем сюда актерскую труппу. Поставим пьесу к Рождеству. Подумай, какую лучше выбрать.
Лиза прикусила язык. Она едва не назвала «Ромео и Джульетту», а это было бы глупо, поскольку она ни минуты не сомневалась, что муж тут же разгадает ее тайные намерения. Да, именно Тесс станет ключом к проблеме Броков и Струанов. Только этот брак не закончится трагедией. Не как у этих Монтекки и Капулетти.
– Если бы Горт поступил так с тобой, отнял бы у тебя холм, что бы ты сделал?
– Не знаю, дорогая. Я рад, что это был не Горт. А теперь давай спать.
Лиза Брок отдалась свободному течению мыслей. Так который же из двух будет лучше всего? Лучше для нас и лучше для Тесс? Кулум Струан или Дирк Струан?
Туман накрыл корабли, мирно стоявшие на якоре. В его молочно-белых космах тенью проскользнул сампан. Лодка на мгновение ткнулась в носовой якорный канат «Белой ведьмы». Ловкие руки быстро вцепились в него, топор поднялся и опустился, и сампан исчез так же бесшумно, как и появился.
Те, кто был на палубе, – вооруженные матросы и Нагрек, стоявший эту вахту, – не заметили ничего необычного. В густом тумане, когда не видно ни берега, ни других кораблей, легкий ветерок, спокойное море и тихий прилив увлекали корабль с собой, ничем не выдавая его движения. «Белую ведьму» сносило к берегу.
Боцман отбил восемь склянок, и Нагрека охватила паника: риск, на который он был готов пойти через несколько минут, казался ему теперь неимоверным. Чертов ты болван! – в смятении думал он. Ты подвергаешь себя смертельной опасности, договариваясь с Тесс о таких свиданиях, как это. Не ходи туда! Останься на палубе или иди к себе и ложись спать. Но не ходи к ней! Забудь ее и забудь сегодняшний день и вчерашнюю ночь. Уже много месяцев Нагрек постоянно чувствовал ее присутствие, но прошлой ночью, во время вахты, он заглянул в иллюминатор каюты, которую она делила со своей сестрой. Он увидел Тесс в ночной рубашке, молящуюся на коленях возле кровати подобно ангелу. Пуговицы рубашки были расстегнуты, соски грудей напряглись под тонким белым шелком. Закончив молитву, она открыла глаза, и на какое-то мгновение ему показалось, что она его заметила. Но она отвернулась от иллюминатора, собрала рубашку на спине и завязала ее узлом, так что тонкая ткань словно прилипла к ее телу. Затем она провела по себе руками. Нежно. Томно. По груди, бедрам, лону. Потом выскользнула из рубашки и встала перед зеркалом. Дрожь пробежала по ее телу. Она медленно оделась, вздохнула, задула лампу и забралась в постель.
А потом сегодня, когда она неслась по пляжу и юбки ее развевались, он увидел ее ноги, и ему до боли захотелось провести по ним рукой, и в этот момент он решил сделать ее своей. Сегодня днем на борту, цепенея от ужаса и желания, он прошептал ей несколько слов и увидел, как она вспыхнула, и услышал ее ответный шепот: «Да, Нагрек, сегодня в восемь склянок».
На палубу поднялась новая вахта.
– Иди вниз, Нагрек, – сказал Горт, вступая на ют. Он оправился в шпигаты, зевнул, занял свое место на квартердеке у нактоуза и встряхнулся почти по-собачьи.
– Ветер поменялся на ост.
– Я это почувствовал. – Горт раздраженно нацедил себе чарку рома. – Проклятый туман!
Нагрек спустился в свою каюту. Он снял туфли и сел на койку, чувствуя, как по спине струится холодный пот. Полузадушенный собственной глупостью, но не в силах справиться с нею, он выскользнул в коридор и бесшумно прокрался на цыпочках к корме. Он остановился у каюты Тесс. Влажной рукой осторожно попробовал ручку двери. Едва дыша, проник внутрь и закрыл дверь за собой.
– Тесс? – позвал он шепотом, почти молясь про себя, чтобы она его не услышала.
– Ш-ш-ш, – ответила она, – а то разбудишь Лиллибет.
Его страх усилился. «Уходи!» – кричал ему рассудок, но боль внизу живота заставила его остаться.
– Это страшно опасно, – проговорил он, чувствуя, как ее рука проскользнула из темноты, сжала его руку и подвела его к койке.
– Ты хотел поговорить со мной? Чего ты хотел? – прошептала она, воспламененная темнотой, таинственностью и присутствием Нагрека, ужасаясь этому разбуженному внутри ее огню и одновременно наслаждаясь им.
– Теперь неподходящее время, милая.
– Но ты хотел поговорить наедине, чтобы никто не знал. Как же еще мы можем встретиться наедине? – Она села в постели и плотнее закуталась в рубашку, оставив свою руку в его руке и чувствуя, что ее тело становится будто бы чужим.
Он присел на койку, задыхаясь от желания. Его рука потянулась вперед, он коснулся ее волос, потом шеи.
– Не надо, – прошептала она и задрожала, когда он стал ласкать ее грудь.
