– Мой дом поставьте на пригородном участке номер семнадцать. У Робба есть план. Он должен быть возведен за три недели. С разбитым садом и десятифутовой стеной вокруг него.
– Это невозможно!
– Чего бы это ни стоило. Наймите сто, двести человек, если понадобится. Меблировка и ландшафт – строго как указано в плане. И я хочу, чтобы все наши постройки были завершены не позднее чем через три месяца.
– Там строительства по меньшей мере месяцев на десять. Даже на год, а то и больше.
– Верно. Поэтому мы наймем больше людей. Потратим больше денег. Тогда мы закончим значительно раньше.
– Почему нужно так торопиться?
– А почему не нужно?
Кулум посмотрел на море:
– Как быть с балом?
– Ты всем займешься. Вместе с Роббом и Чэнь Шэном, нашим компрадором.
– А Робб? Он не должен знать, что наша вражда – всего лишь маскарад?
– Я предоставлю тебе самому решать, что лучше. Ты можешь сказать ему обо всем в ночь бала. Если захочешь.
На горизонте появилось «Китайское облако».
– Теперь мы можем идти, – сказал Струан.
– Хорошо.
Струан уложил бокалы и остатки еды в сумку:
– Пошли сюда тайно несколько человек, пусть ведут постоянное наблюдение с восхода и до заката.
– Наблюдение за чем?
– За кораблями. Поставив здесь своего человека, мы будем знать об их прибытии на четыре-пять часов раньше остальных. Особенно это касается пакетботов. Мы вышлем вперед быстрый катер, перехватим его и получим свою почту раньше других.
– А потом?
– У нас будет преимущество перед всеми. За четыре часа можно многое купить и многое продать. Знать о чем-то на четыре часа раньше остальных может означать разницу между жизнью и смертью.
Уважение Кулума возросло. Очень разумно, подумал он. Его взгляд равнодушно скользил по большому острову Лантау на западе.
– Посмотри! – вдруг воскликнул он, показывая рукой в море чуть южнее острова. – Там, видишь, дым. Горит корабль.
– У тебя острый глаз, парень, – заметил Струан, направляя туда бинокль. – Смерть господня, да это пароход!
Корабль был черным, узким, уродливым, с острым носом. Из приземистой трубы валил дым. Он имел две мачты и парусную оснастку, но сейчас шел без парусов, со злобным пыхтением двигаясь против ветра. На корме трепетал красный кормовой флаг.
– Ты только посмотри на этого омерзительного вонючего выродка, который набрался наглости идти под флагом Королевского флота.
Кулума ошеломила злоба, звучавшая в его голосе.
– В чем дело?
– Этот проклятый ржавый блудодей – вот в чем дело! Ты только посмотри, как он дышит!
Кулум поднес к глазам бинокль. Корабль показался ему совершенно безобидным. Ему уже случалось видеть такие колесные пароходы. В Ирландии они использовались в качестве пакетботов уже лет десять. В бинокль он мог видеть два огромных гребных колеса посередине, одно с левого, другое с правого борта, клубящийся дым и пенистый след на воде. На корабле имелись пушки. Много пушек.
– Я не вижу в нем ничего страшного.
– Ты посмотри на волну за кормой! А курс! Прямо против ветра, клянусь Богом! Он идет прямо на восток. Против ветра. Нет, ты погляди на него! Он обставляет наш корабль так, словно «Голубое облако» какой-нибудь толстобрюхий бриг в руках безмозглых обезьян, а не клипер с одной из лучших команд на свете!
– Но что в этом плохого?
– Все. Теперь на Востоке появился пароход. Он совершил невозможное. Этот ржавый, железнобокий, с паровой машиной вместо сердца сукин сын, отвратительное отродье Стефенсона, добрался сюда из Англии, вопреки омерзению океана и презрению всех его ветров. Если смог один, сможет и тысяча. Это и есть прогресс. И начало новой эры! – Струан схватил пустую винную бутылку и с размаху запустил ею в скалу. – Вот чем нам придется пользоваться лет через двадцать-тридцать. Этими растреклятыми кастрюлями вместо кораблей, клянусь Богом!
– Он действительно уродлив, если сравнивать его с парусником. С «Голубым облаком». Но то, что он может идти против ветра – вообще забыть о нем, – означает, что он будет быстрее, экономичнее и…
– Никогда! Уж только не быстрее, никак не при бакштаге. И отнюдь не надежнее на плаву. А взять шторм. Этот ночной горшок перевернется в мгновение ока и камнем пойдет ко дну. И он совсем не так экономичен, как кажется: приходится брать на борт дрова для котлов или уголь. И он никуда не годится для перевозки чая. Чай – продукт нежный, чувствительный, в этой вони он мигом испортится. Чай придется доставлять парусниками, хвала Создателю!
Кулума уже стала забавлять горячность отца, но он этого не показывал.
– Да. Но пройдет время, и они станут совершеннее. И если один смог добраться сюда, то, как ты говоришь, сможет и тысяча. Я думаю, нам следует покупать пароходы.
– Ты можешь покупать их, и правильно сделаешь. Но черт меня побери, если я когда-нибудь приобрету хоть одно из этих смердящих чудовищ. Будь я проклят, если «Лев и Дракон» будет развеваться на нем, пока я жив!
– Интересно, все моряки испытывают к ним те же чувства, что и ты? – Кулум задал вопрос небрежным тоном, согретый изнутри.
– Вопрос прямо-таки дурацкий! Что у тебя на уме, Кулум? – резко проговорил Струан.
– Просто размышляю о прогрессе, тайпан. – Кулум оглянулся на пароход. – Интересно, как он называется.
Струан подозрительно посмотрел на сына. Он знал, что мозг Кулума сейчас напряженно работает, но не представлял, какие планы рождаются в данный момент у него в голове. Странно, сказан он себе. В первый раз ты подумал о Кулуме как о постороннем человеке, а не как о своем сыне, не как о «Кулуме», «парне» или «твоем мальчике».
– Благодарение Богу, моего века не хватит, чтобы увидеть смерть паруса. Но этот сукин сын возвещает нам о смерти китайского клипера. Самого прекрасного корабля, когда-либо бороздившего океаны.
Струан зашагал вниз по направлению к Абердину. Позже пароход подошел достаточно близко, чтобы они смогли прочесть его название. Это была «Немезида». Корабль флота ее величества «Немезида».
Книга третья
Два фрегата, окутанные клубами порохового дыма, с ревом извергали один бортовой залп за другим по первым из китайских фортов на траверзе Богве, десятимильной протоки, охранявшей подходы к Кантону. Богве была укреплена мощными фортами и имела такое узкое устье, что могло показаться, будто, войдя в него, фрегаты поставили себя в крайне опасное положение, граничащее с самоубийством: места для маневра почти не было, и пушки фортов с легкостью могли в упор расстреливать атакующие корабли, которые, постоянно меняя галс, медленно продвигались вверх по течению. Но пушки прочно сидели на неподвижных лафетах и не могли вести прицельный огонь, а поколения продажных городских чиновников Кантона столетиями предоставляли укреплениям осыпаться и обрастать мхом. Поэтому несколько ядер, выпущенных фортами больше для вида, легли справа и слева от фрегатов, не причинив им вреда.
