– Нет, дядя. Я уже скоро.
– Поторопись, дорогая. Мы должны прибыть туда раньше его превосходительства! – Он отошел от двери.
Кэтлин мягко хохотнула:
– Глупый человек, сердечко мое. Он не понимает, что это такое – вступить в бальный зал.
Квэнс отложил кисти в сторону:
– Готово!
– Превосходно, Аристотель! – восхитился Робб и поднял маленькую Карен на руки, чтобы она могла взглянуть на свой портрет. – Не правда ли, Карен?
– Неужели я такая? – разочарованно протянула Карен. – Это ужасно.
– Это бессмертное творение, Карен, – сказал пораженный Квэнс. Он взял девочку у Робба и крепко прижал ее к себе. – Вот посмотри, какой восхитительный румянец играет у тебя на щечках, посмотри, как светятся твои прекрасные глаза. А это счастье, окружающее тебя, подобно ореолу? Клянусь бородой Альказабедабра, портрет дивно хорош, как и ты сама.
– Ой, здолово. – Она обняла Квэнса за шею, и он поставил ее на пол. Карен посмотрела на картину еще раз. – А кто этот Альказа… ну, пло котолого вы говолили?
– Мой друг, – серьезно ответил Квэнс. – Бородатый друг, который присматривает за художниками и красивыми девочками и мальчиками.
– Ты получилась очень-очень хорошенькой, – произнесла Сара натянутым голосом. – Ну а теперь бегом в постель, тебе уже давно пора спать.
– Еще лано, – надула губки Карен. – И ты обещала, что я могу не ложиться, пока папа не уедет.
Квэнс улыбнулся, протер пальцы скипидаром и снял рабочий халат:
– Я заберу краски завтра, Робб.
– Конечно.
– Ну что же, нам, пожалуй, пора. – Квэнс расправил яркий, расшитый пурпуром жилет и надел сюртук из золотого шелка.
– Вы мне нлавитесь, мистел Квэнс, – со взрослым видом сказала Карен. – Вы очень класивый в этом наляде, хотя калтина все лавно ужасная.
Он расхохотался, обнял ее и надел цилиндр:
– Я подожду тебя в баркасе, Робб.
– Почему бы тебе не показать мистеру Квэнсу дорогу, Карен? – предложил Робб.
– Ой, да, – ответила она и, танцуя, подбежала к двери. Квэнс вышел из каюты, ступая важно, как павлин.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Сара? – заботливо спросил Робб.
– Нет, – холодно ответила она. – Но это не важно. Тебе лучше идти. А то опоздаешь.
– Я могу остаться, если это тебе поможет, – сдерживая раздражение, проговорил Робб.
– Единственное, что мне поможет, – это благополучные роды и корабль домой. – Сара отбросила со лба выбившуюся прядь. – Подальше от этого проклятого острова!
– О, только не говори глупостей! – вспылил он, и его твердое намерение не ссориться сегодня с женой утонуло, как в болоте, в охватившем его озлоблении. – При чем тут Гонконг?!
– С того самого дня, как он стал нашим, мы ничего, кроме бед, не видели, – сказала она. – Ты стал другим, Дирк стал другим, Кулум, я. Ради всего святого, да что же это такое творится? Только мы окончательно решили уехать – вдруг выясняется, что мы банкроты. Мы все напуганы до смерти, дикие ссоры следуют одна за другой, а несчастная Рональда и вся семья Дирка умерли. Потом серебро спасает нас, но нет же. Дирк загоняет тебя в угол, а ты слишком слаб, чтобы выбраться оттуда, и поэтому даешь ему клятву остаться. Кулум теперь ненавидит Дирка, Дирк ненавидит Кулума, а ты глупо болтаешься посередине, не имея мужества взять то, что принадлежит нам по праву, и уехать домой, где мы могли бы в покое и радости жить на эти деньги. Раньше у меня никогда не было задержек с ребенком, а здесь я уже переходила свой срок. Раньше я никогда не чувствовала себя больной и несчастной, а теперь сама жизнь стала мне в тягость. Если тебе нужна точная дата, когда начались все наши беды, то это двадцать шестое января тысяча восемьсот сорок первого года!
– Все это идиотская чепуха! – огрызнулся он, взбешенный тем, что она произнесла вслух те самые мысли, которые уже давно не давали ему покоя, осознав вдруг, что и он точно так же проклинал этот день долгими бессонными ночами. – Глупейший предрассудок, – добавил он, больше для того, чтобы убедить в этом себя самого. – Чума случилась в прошлом году. Банк лопнул в прошлом году. Мы просто получили известия об этом уже после того, как завладели Гонконгом. И я не дурак. Деньги нам нужны, много денег, и год в нашей жизни ничего не прибавит и не убавит. Я думаю в первую очередь о тебе, о детях и об их детях. Мне нужно остаться. Все решено.
– Ты уже заказал нам места домой?
– Нет.
– Тогда я буду рада, если ты сделаешь это немедленно. Я не изменю решения, если ты на это надеешься!
– Нет, Сара, – холодно ответил Робб, – я не надеюсь, что ты изменишь свое решение. Я просто жду, когда ты почувствуешь себя лучше. Кораблей, отправляющихся домой, у нас предостаточно. Как ты прекрасно знаешь.
– Через месяц я уже буду в состоянии уехать.
– Нет, не будешь, и такой поспешный отъезд слишком опасен. И для тебя, и для ребенка!
– Тогда, может быть, тебе стоит сопровождать нас в этом путешествии.
– Я не могу.
– Ну конечно не можешь. У тебя есть дела поважнее. – Сара окончательно вышла из себя. – Наверное, очередная языческая шлюха уже наготове и ждет.
– О, замолчи, ради Бога! Я тысячу раз говорил тебе…
– Дирк уже привез свою на остров. Чем же ты хуже.
– Разве привез?
– А разве нет?
Они с ненавистью смотрели друг на друга.
– Тебе лучше идти, – наконец сказала она и отвернулась.
Дверь распахнулась, и в каюту, все так же танцуя, влетела Карен. Она прыгнула на руки к отцу, потом подбежала к Саре и обняла ее.
– Папочка готовит нам корабль, чтобы мы могли поехать домой, дорогая, – сказала Сара, чувствуя, как малыш яростно толкается у нее в животе. Время родов наконец-то подошло вплотную, и ее вдруг охватил необъяснимый страх. – В этом году мы отпразднуем Рождество дома. Будет снег, и рождественские гимны, и чудесные подарки. И Санта-Клаус.
– Ой, здолово, я так люблю Сайту-Клауса. А что такое снег?
– Это когда все кругом белое – и деревья, и дома, – дождик, который превратился в лед. Это очень красиво, а в магазинах продают полным-полно игрушек и всяких замечательных вещей. – Голос Сары дрогнул, Робб почувствовал ее боль, и она словно ножом полоснула его. – Это будет так здорово – вновь оказаться в настоящем городе. А не… не в пустыне.
– Ну, я пойду, – произнес Робб с тяжелым сердцем. Он легко коснулся щеки Сары поцелуем, а она едва уловимо отвернулась в сторону, опять разозлив его. Он прижал к себе Карен и вышел из каюты.
Мэри Синклер несколькими движениями придала своей прическе законченный вид и приколола крошечную корону из диких цветов, которые прислал ей Глессинг.
