– Варгаш!
– Да, сеньор.
– Как идут дела у мистера Квэнса?
– Все это так печально, сеньор. Так печально.
– Пожалуйста, пришлите его сюда.
Спустя минуту-другую Квэнс появился в дверях.
– Входи, Аристотель, – пригласил его Струан. – И закрой за собой дверь.
Квэнс послушно выполнил все, что ему приказали, потом подошел и встал напротив стола с несчастным видом.
Струан быстро заговорил:
– Аристотель, времени у тебя в обрез. Незаметно выберись из фактории и спускайся к причалу. Там тебя ждет сампан. «Махараджа Калькутты» отплывает через несколько минут, ты догонишь его и поднимешься на борт.
– Что вы сказали, тайпан?
– Помощь на подходе, приятель. Обставь попышнее свое вступление на корабль. Пока будете выходить из гавани, кричи и размахивай руками. Пусть все узнают, что ты на борту.
– Да благословит тебя Господь, тайпан! – В глазах старика опять засверкали знакомые искорки. – Но я не хочу уезжать из Азии. Я не могу уехать.
– В сампане ты найдешь одежду кули. Выйдя из гавани, ты сможешь тайком пробраться на лорчу шкипера. Я подкупил команду, но не самого шкипера, так что ему на глаза не попадайся.
– О, великие сфероиды Божественного огня! – Квэнс словно подрос на несколько дюймов. – Но… но где мне спрятаться? В Тайпиншане?
– Тебя ждут у миссис Фортерингилл. Я договорился о двухмесячном пансионе. Но запомни, деньги, которые я выложил, останутся за тобой, клянусь Богом!
Квэнс восторженно обнял Дирка Струана и испустил счастливый вопль, который Струан тут же резко оборвал:
– Кровь Господня, будь осторожен! Если Морин хоть что-нибудь заподозрит, она превратит нашу жизнь в нескончаемое страдание и никогда не уедет.
– Совершенно справедливо, – согласился Квэнс хриплым шепотом и бросился к двери, но вдруг он остановился. – Деньги! Мне понадобятся деньги. Ты не мог бы предоставить мне небольшую ссуду, тайпан?
Струан уже держал в руке объемистый кошелек с золотом:
– Здесь сто гиней. Я включу их в твой счет.
Кошелек исчез в кармане Квэнса. Аристотель еще раз обнял Струана и послал воздушный поцелуй портрету над камином:
– Десять портретов несравненнейшей Мэй-мэй. На десять гиней ниже моей обычной цены, клянусь Богом! О, бессмертный Квэнс, я обожаю тебя. Свободен! Свободен, клянусь Богом!
Он два раза взбрыкнул ногами, изображая канкан, бросился в раскрытую дверь и исчез.
Мэй-мэй рассматривала нефритовый браслет. Она поднесла его поближе к солнечному свету, падавшему в открытое окно каюты, и скрупулезно обследовала. Нет, она не ошиблась: на браслете действительно были искусно вырезаны стрела и иероглифы, означавшие «птенцов надежды».
– Это прекрасный нефрит, – сказала она на мандаринском.
– Благодарю вас, повелительница повелителей, – ответил Гордон Чэнь на том же языке.
– Да, очень красивый, – повторила Мэй-мэй, возвращая ему украшение, которое он минуту назад снял со своей руки.
Гордон Чэнь принял браслет, помедлил мгновение, с наслаждением ощущая кожей его гладкую поверхность, но на руку надевать не стал, а вместо этого уверенным коротким движением выбросил браслет в окно и проследил за ним взглядом, пока он не исчез под водой.
– Я почел бы за честь, если бы вы приняли его в дар, высокочтимая госпожа. Но некоторые подарки принадлежат черной глубине моря.
– Ты очень мудр, сын мой. Только я не высокочтимая госпожа. Всего лишь наложница.
– У Отца нет жены. Следовательно, вы его тайтай.
Мэй-мэй не ответила. Ее ошеломило то, что посланцем Жэнь-гуа оказался Гордон Чэнь. И, несмотря на предъявленный браслет, она решила быть очень осторожной и говорить загадками на случай, если браслет был им перехвачен. Она знала, что и Гордон Чэнь будет в равной степени осторожен и предпочтет говорить иносказательно.
– Ты выпьешь чая?
– Это было бы слишком хлопотно для вас, Мать. Очень хлопотно.
– Нисколько не хлопотно, сын мой. – Она прошла в следующую каюту.
Гордон Чэнь последовал за ней, преклоняясь перед красотой ее походки и ее крошечными ногами, едва не теряя голову от изысканного аромата ее духов. Ты полюбил ее с того самого момента, когда увидел, сказал он себе. В каком-то смысле она твое творение, ибо именно ты передал ей варварскую речь и варварские мысли.
Он благословил свой йосс за то, что тайпан был его отцом и его уважение к нему не знало границ. Он понимал, что без этого уважения его любовь к Мэй-мэй не смогла бы остаться сыновней. Подали чай, и Мэй-мэй отпустила Лим Диня, но, соблюдая приличия, позволила А Сам остаться. Она знала, что А Сам не понимает диалекта провинции Сучжоу, на котором и возобновила разговор с Гордоном.
– Стрела может быть очень опасна.
– Да, высокочтимая госпожа, в неверных руках. Вы интересуетесь стрельбой из лука?
– Когда я была очень маленькой, мы часто пускали воздушных змеев, мой брат и я. Один раз я стреляла из лука, но это очень напугало меня. Однако, я полагаю, иногда стрела может быть даром богов и потому не опасна.
Гордон Чэнь задумался на мгновение, потом почтительно кивнул и сказал:
– Да. Например, если бы она оказалась в руках умирающего от голода человека и он бы прицелился в дичь и поразил свою жертву.
Ее веер изящно шевельнулся. Она была рада, что в свое время имела возможность изучить склад его ума; теперь это облегчало ей задачу и делало передачу информации более увлекательной.
– Такому человеку понадобилась бы вся его осторожность, если бы у него был только один шанс попасть в цель.
– Все это так, повелительница моя. Но мудрый охотник держит много стрел в своем колчане.
Что это за дичь, на которую ему придется охотиться? – спрашивал он себя.
– Бедной женщине никогда не дано испытать мужских радостей охоты, – спокойно заметила она.
– Мужчина олицетворяет собой принцип ян – он охотник по выбору богов. Женщина олицетворяет собой принцип инь – она та, которой охотник приносит пищу, чтобы приготовить ее.
– Боги очень мудры. Очень. Они учат охотника, какая добыча съедобна, а какая нет.
Гордон Чэнь маленькими глотками пил чай. Хочет ли она этим сказать, что ей нужно просто кого-то найти? Или выследить и убить? Кого она могла бы хотеть отыскать? Бывшую любовницу дяди Робба и его дочь, может быть? Скорее всего, нет, потому что для этого совсем не требовалось бы соблюдать такую секретность – и, уж конечно, Жэнь-гуа никогда не стал бы привлекать к этому меня. Клянусь всеми богами, что может связывать эту женщину с Жэнь-гуа? Чем она так помогла ему, что это заставило его приказать мне – а в моем лице всей мощи гонконгских триад – исполнить любое ее желание?
