– Вам не нужно возвращаться, сеньор.
– Вы хотите сказать, что не будете иметь со мной дела?
– Я хочу сказать, что сегодня вечером может быть слишком рано. Понадобится время, чтобы оповестить каждого целителя страждущих и получить ответ. Я снесусь с вами сразу же, как только ответ будет получен. На все ваши вопросы. Где вас искать? На «Китайском облаке» или в резиденции?
– Я пришлю человека, который будет постоянно ждать у вашего порога.
– В этом нет нужды. Я дам вам знать. – Епископ остался сидеть в своем кресле. Затем, видя, насколько глубока тревога Струана, он мягко добавил: – Не беспокойтесь, сеньор. Я пошлю людей в оба места, во имя Христа.
– Благодарю вас. – Уходя, Струан услышал, как епископ сказал ему вслед: «Ступайте с Богом», но не остановился. Входная дверь с треском захлопнулась за ним.
В неподвижной тишине маленькой комнаты епископ глубоко вздохнул. Его взгляд упал на драгоценное распятие, висевшее у него на груди. Он молча помолился. Затем послал за своим секретарем и распорядился начать поиски. Вновь оставшись в одиночестве, он разделил себя на те три самостоятельные личности, которые каждый генерал католического ордена должен сочетать в себе одновременно. Во-первых, Божий помазанник Петр, первый епископ Христа, со всей высокой духовностью, которую это предполагало. Во-вторых, воинственный защитник Церкви в мирских делах, со всеми необходимыми для этого качествами. И наконец, простой человек, верящий в учение другого простого человека, который был Сыном Божьим.
Епископ глубже сел в кресло и предоставил этим трем граням себя самого спорить друг с другом. И стал слушать их.
Глава 34
Струан поднимался по мраморным ступеням резиденции Благородного Дома, усталый, но со странным чувством покоя в душе. Я сделал все, что мог, подумал он.
Едва он подошел к двери, как она широко и торжественно распахнулась. Ло Чум, старший над всеми слугами Благородного Дома в Макао, лучезарно улыбнулся ему беззубым ртом. Это был крошечный старичок с лицом цвета пожелтевшей слоновой кости и улыбкой гоблина. Он находился в услужении у Струана с тех самых пор, как Струан впервые смог позволить себе нанять слугу. На нем была длинная белая рубашка, черные штаны и сандалии на веревках.
– Хелло-а, тайпан. Ванна готовый, завтрак готовый, одежды готовый, чего тайпан хочит, мозна. Ладно.
– Хейа, Ло Чум. – Струан не переставал поражаться тому, с какой быстротой распространялись все новости. Он ни минуты не сомневался, что, если бы, едва ступив на берег, он бегом пробежал по пирсу и направился прямо сюда, дверь распахнулась бы перед ним точно так же и Ло Чум точно так же стоял бы на пороге. – Ванна, одежда можно.
– Компрадор Чэнь Шэн был ушел. Говорил обратный приходить девять час, мозна?
– Можно, – устало ответил Струан.
Ло Чум закрыл входную дверь, заторопился впереди Струана вверх по мраморной лестнице и открыл дверь в спальню своего господина. От большой чугунной ванны поднимался пар – как всегда; на маленьком столике стоял стакан молока – как всегда; бритвенные принадлежности были аккуратно разложены, свежая рубашка и остальная одежда лежали на кровати – все, как всегда. Хорошо быть дома, подумал Струан.
– Тайпан хочит корова чилло в ванну, хейа? – Высокое, пронзительное, тонкое хихиканье, похожее на ржание жеребенка.
– Ай-йа, Ло Чум! Всегда говорит оч-чень плохие вещи, всегда говорит корова чилло в ванне джиг-джиг, все ему ладно, – проворчал Струан, снимая грязную одежду. – Разбуди массу Кулума, скажи здесь можно!
– Масса Кулум дома спать нет.
– Куда масса ушел? – спросил Струан.
Ло Чум собрал с пола одежду и пожал плечами:
– Весь ночь нет, масса.
Струан нахмурился:
– Каждую ночь одинаково, хейа?
Ло Чум покачал головой:
– Нет, масса. Один, два ночь здесь спать. – Он заспешил к двери.
Струан погрузился в воду, встревоженный сообщением об отсутствии Кулума. Господи, надеюсь, у парня хватит ума не совать носа в китайский квартал!
Ровно в девять утра напротив дома Струанов остановился богатый паланкин. Чэнь Шэн, компрадор Благородного Дома, грузно выбрался из него на мостовую. Он был в багряном одеянии, шапочку его украшали драгоценные камни, и он держался с большим достоинством, очень хорошо сознавая, насколько величествен его вид.
Он поднялся по ступеням, и дверь ему открыл сам Ло Чум – как всегда. Это давало Чэнь Шэну огромное лицо, ибо Ло Чум лично открывал дверь только тайпану и ему.
– Он ожидает меня? – спросил Чэнь Шэн на одном из кантонских диалектов.
– Разумеется, ваше превосходительство. Простите, что устроил вашу встречу так рано, но я полагал, что вы захотите быть первым.
– Я слышал, он покинул Гонконг в страшной спешке. Вы не знаете, в чем дело?
– С корабля он направился прямо к тайпану длиннополых, и…
– Это я уже слышал, – нетерпеливо оборвал его Чэнь Шэн. Он никак не мог понять, что понадобилось Струану в монастыре, да еще так срочно. – Честное слово, Ло Чум, не знаю, почему я с таким терпением отношусь к вам и почему в эти тяжелые времена я продолжаю платить вам каждый месяц, дабы вы держали меня в курсе всего, что происходит. О том, что корабль стоит в гавани, я узнал раньше, чем вы сумели меня известить. Поистине отвратительное пренебрежение моими делами.
– Я очень прошу простить меня, ваше превосходительство, – ответил Ло Чум. – Конечно, тайпан еще привез на корабле свою наложницу…
– А! – Хорошо, подумал Чэнь Шэн. Я буду рад вернуть ей детей и снять с себя ответственность за них. – Это уже лучше, хотя я и сам узнал бы об этом не позже чем через час. Какие еще жемчужины драгоценной информации есть у вас, которые оправдали бы в моих глазах столь значительное вознаграждение, получаемое вами все эти годы?
Ло Чум поднял глаза к небу, показав белки:
– Какую мудрость мог бы я, низкий раб, положить к ногам такого мандарина, как вы? – заговорил он горестным тоном. – Тяжелые настали времена, господин. Мои жены не дают мне покоя, требуя денег, а мои сыновья тратят таэли на азартные игры так, словно серебро – это рис, который растет у них под ногами. Печально. Только зная заранее нечто очень важное, может человек защитить себя от ударов судьбы. Страшно даже подумать, что такие знания могут достичь ушей недостойного.
Чэнь Шэн начал поигрывать своей косичкой, он сразу сообразил, что Ло Чум разнюхал нечто особенное.
– Я согласен с вами. В такие трудные времена, как наши, очень важно – сами боги положили нам так – помогать впавшим в бедность. – Он с грустью кивнул. – Я думал послать вам ничтожный подарок, дабы почтить ваших достославных предков: три жареных поросенка, четырнадцать кур-несушек, две штуки шаньдунского шелка, жемчужину ценой десять таэлей чистейшего серебра, прекрасную нефритовую пряжку для пояса эпохи ранней династии Цин стоимостью пятьдесят таэлей и кое-какие сладости и печенье, которые ни в коем случае не достойны вашего нёба, но, может быть, вы согласитесь отдать их вашим слугам.
