Горт справился с охватившей его было паникой. Струан, конечно, говорит об этой проклятой ведьме Фортерингилл и этом слизняке Квэнсе. Ей заплатили достаточно, чтобы она помалкивала. Ну да ладно, если понадобится, я с ними разберусь в два счета, да только вряд ли это будет нужно, потому что та маленькая сучка все равно не умрет.
– Я не боюсь таких, как вы… или ваших растреклятых ложных обвинений.
– Я не обвиняю тебя, Горт, – еще раз повторил Струан.
Он испытывал сильное искушение спровоцировать неизбежную схватку прямо сейчас. Но понимал, что должен ждать, пока Горт сделает свою первую ошибку: публично нанесет ему оскорбление, ответом на которое может быть только дуэль. Лишь тогда он сможет свободно и открыто послать к нему секундантов с официальным вызовом и убить в присутствии целой толпы зрителей. Только в этом случае ему удастся сохранить союз Кулума и Тесс и не дать Броку шанса обвинить его в убийстве. Потому что Мэй-мэй была права: вся Азия знает, как ему не терпится прикончить Горта.
– Если увидишь Кулума, передай, что я ищу его.
– Передавайте ему это сами! Я вам не лакей. Клянусь Богом, вам недолго оставаться тайпаном Благородного Дома!
– Смотри не споткнись, – сказал Струан. – Тебе меня не испугать.
Горт клюнул на приманку:
– Тебе меня тоже, Дирк. Я говорю тебе как мужчина мужчине: сам смотри под ноги или будешь иметь дело со мной.
Струан вернулся в свою резиденцию очень довольный собой. Вот ты и попался на крючок, Горт.
Кулум все еще не появлялся. И от епископа тоже не было никаких известий. Струан приказал Ло Чуму постараться разыскать Кулума и вышел на набережную. Он повернул вверх по склону к собору, откуда пошел менее знакомыми улицами мимо симпатичных ресторанчиков с разноцветными зонтами прямо на тротуаре. Он пересек широкую площадь и вошел в огромные ворота.
Монахиня, сидевшая за грубым деревянным столом, подняла глаза.
– Доброе утро. Вы говорите по-английски? – обратился к ней Струан.
– Немного, сеньор.
– У вас лежит больная. Мисс Мэри Синклер. Я ее друг.
Последовала долгая пауза.
– Вы хотите ее видеть?
– Да, пожалуйста.
Привратница подозвала жестом монахиню-китаянку и что-то быстро сказала ей по-португальски. Струан последовал за той по коридору и, поднявшись на несколько ступеней, очутился в комнате Мэри.
Комната была маленькая, вся в грязных пятнах. Окна были плотно закрыты, и внутри стоял тяжелый запах пота. Над кроватью висело распятие.
В лице Мэри не осталось ни кровинки, ее улыбка была едва уловимой. И страдания состарили ее.
– Привет, тайпан.
– Что с тобой, Мэри? – мягко спросил он.
– Ничего, чего бы я не заслуживала.
– Я заберу тебя из этого проклятого места.
– Со мной все хорошо, тайпан. Они очень добры ко мне.
– Да, но это неподходящее место для английской девушки-протестантки.
В комнату вошел высокий худой монах с тонзурой. Он был в простой рясе, заскорузлой от старых пятен крови и пролитых на нее лекарств. На груди у него висел простой деревянный крест.
– Доброе утро, – сказал монах. Он говорил по-английски правильно и без всякого акцента. – Я отец Себастьян. Врач этой больной.
– Доброе утро. Наверное, я заберу ее из-под вашей опеки.
– Я бы не советовал вам этого делать, мистер Струан. Ее не следует тревожить по крайней мере месяц.
– Что с ней?
– Внутреннее расстройство.
– Вы англичанин?
– Вам это кажется таким странным, мистер Струан? Есть много англичан, а также и шотландцев, которые признают истинную Церковь Христову. Но то, что я католик, не делает меня в меньшей степени врачом.
– У вас здесь есть хинная кора?
– Что?
– Хинная кора? «Иезуитская» кора?
– Нет. Я никогда не пользовался ею. Никогда ее не видел. Зачем вам?
– Так, ничего. Что произошло с мисс Синклер?
– Случай весьма сложный. Мисс Синклер необходим полный покой в течение месяца, лучше – двух.
– Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы переехать отсюда, девочка?
– Ее брат, мистер Синклер, не возражает против того, чтобы она оставалась здесь. И если не ошибаюсь, мистер Кулум Струан тоже одобряет мое предложение.
– Кулум был здесь сегодня? – спросил Струан у Мэри.
Она покачала головой и с трагичным лицом повернулась к монаху:
– Пожалуйста, расскажите тайпану о… обо мне.
Отец Себастьян хмуро кивнул:
– Думаю, вы поступаете разумно. Кто-то должен знать. Мисс Синклер очень больна, мистер Струан. Она выпила настой китайских трав, наверное правильнее будет сказать яд, чтобы вызвать у себя выкидыш. Яд изгнал плод из чрева, но стал причиной кровотечения, которое теперь, Божьей милостью, почти удалось остановить.
Струан почувствовал, как у него вдруг взмокла спина.
– Мэри, кто еще знает? Горацио? Кулум?
Она покачала головой.
Струан повернулся к монаху:
– Почти удалось остановить? Означает ли это, что с девушкой все в порядке? Что через месяц или чуть больше она поправится?
– Физически, да. Если не начнется гангрена. И если на то будет воля Божья.
– Что вы имеете в виду, говоря «физически»?
– Мистер Струан, невозможно рассматривать физическое здоровье отдельно от духовного. Эта женщина ужасно согрешила против законов Божеских – против законов Католической церкви, а также и вашей Церкви, – поэтому, прежде чем можно будет говорить о полном исцелении, должно состояться примирение с Господом и расплата за грехи перед Ним. Вот все, что я пытаюсь сказать.
– Как… как она попала сюда?
– Ее доставила сюда ее ама, католичка. Я получил особое разрешение лечить ее, и… ну, мы поместили ее здесь и лечили так хорошо, как только могли. Мать настоятельница потребовала, чтобы кто-нибудь был извещен, потому что нам казалось, будто надежды на выздоровление мало. Было послано письмо капитану Глессингу. Мы полагали, что он является… отцом, но мисс Синклер клянется, что это не так. И она попросила нас не раскрывать причины ее болезни. – Отец Себастьян умолк. – Тот кризис, благодарение Богу, миновал.
– Вы сохраните это в тайне? То… то, что случилось с ней?
– Только вы, я и сестры знают об этом. Мы принесли обеты Господу, которые не могут быть нарушены. С нашей стороны вам нечего опасаться. Но я знаю, что исцеления этой несчастной грешницы не произойдет без примирения и расплаты. Ибо Он знает.
