Кулум не мог оторвать взгляд от Библии. И от серебра. Я не хочу быть вторым, сказал он себе. Теперь я это знаю. Тот, кто остается вторым, никогда не сможет сделать ничего достойного. У меня впереди бесконечно много времени, чтобы поразмыслить об этих условиях, о Жэнь-гуа и китайцах и заняться решением мировых проблем. Возможно, мне даже не придется переживать, стану я тайпаном или нет: может быть, Робб решит, что я не подхожу для этого. О Господи, сделай так, чтобы я оказался достойным, пусть я стану тайпаном, чтобы обратить эту власть на пользу добру. Пусть она явится средством для достижения Твоей цели. Хартия должна победить. И это единственный путь.
Его лоб покрылся капельками пота. Он взял Библию:
– Я клянусь Господом соблюдать эти условия. Если и когда я стану тайпаном. Да поможет мне Бог! – Его пальцы дрожали, когда он клал Библию на место.
– Робб? – спросил Струан, не поднимая глаз.
– Пять лет как тайпан, и я могу отослать Кулума назад в Шотландию? Прямо сейчас? Смогу менять и переделывать все, что сочту нужным?
– Да, клянусь Господом! Неужели мне нужно повторять что-то дважды? Через пять месяцев ты будешь делать что захочешь. Если согласишься на другие условия. Да.
В трюме наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь нескончаемой крысиной возней в темноте.
– Почему вы хотите от меня отделаться, дядя? – спросил Кулум.
– Чтобы заставить страдать твоего отца. Ты последний в его роду.
– Верно, Робб. Так оно и есть.
– Но то, что вы говорите, ужасно! Чудовищно! – воскликнул пораженный Кулум. – Ведь мы же родственники. Родственники.
– Да, – сказал Робб с мукой в голосе. – Но сегодня у нас откровенный разговор. Твой отец готов принести в жертву меня, тебя, моих детей, чтобы достичь своей цели. Почему мне не поступить точно так же?
– Может быть, ты так и поступишь, Робб, может быть, ты так и поступишь, – произнес Струан, кивая.
– Ты знаешь, что я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль. Господь милостивый, иже есть на небесах, что же с нами происходит?! Мы всего лишь раздобыли денег, а нас вдруг обуяла алчность и Бог знает что еще. Прошу тебя, отпусти меня. Через пять месяцев. Прошу тебя, Дирк.
– Я должен уехать. Только в парламенте я смогу по-настоящему управлять Лонгстаффом и теми, кто придет ему на смену, как это будешь делать ты, когда покинешь Азию. Только там мы сможем осуществить наш план. Но Кулуму нужно многому научиться. Ты пробудешь тайпаном год и уедешь.
– Как можно обучить его за такой короткий срок?
– Через пять месяцев я увижу, может он быть тайпаном или нет. Если нет, я отдам другие распоряжения.
– Какие распоряжения?
– Смерть Господня! Ты согласен, Робб, или ты отказываешься? Что это будет: один год или пять? Или ни одного?
Крепчающий ветер еще больше накренил корабль, и Робб перенес вес тела с одной ноги на другую. Все его существо восставало против этой клятвы. Но он знал, что должен ее принести. Должен ради своей семьи. Он взял в руки Библию, книга показалась ему отлитой из свинца.
– Несмотря на то что я ненавижу Восток и все, что он олицетворяет, я клянусь Господом соблюдать эти условия в полную меру своих сил и способностей. Да поможет мне Бог! – Он протянул Библию Струану. – Я думаю, ты пожалеешь, что заставил меня остаться и стать тайпаном – на один год.
– Может быть. Но об этом не пожалеет Гонконг. – Струан открыл Библию и показал им четыре половинки монет, которые он воском прилепил изнутри к переплету. Он перечислил им все условия Жэнь-гуа, умолчав лишь об одном лаке для Гордона Чэня. Это мое дело, сказал себе Струан и на секунду задумался, как отнесется Кулум к своему сводному брату – и к Мэй-мэй, – когда узнает о них. Робб знал о Мэй-мэй, хотя никогда и не видел ее. Интересно, спрашивал себя Струан, мои враги уже успели шепнуть Кулуму о Гордоне и Мэй-мэй?..
– Я считаю, ты был прав, что заставил нас поклясться, – сказал Робб. – Одному Богу известно, какой дьявольский трюк кроется за этими монетами.
Когда они вернулись в каюту, Струан подошел к столу и сломал печать на письме. Он прочел первые несколько строк и вскричал, задыхаясь от радости:
– Она жива! Уинифред жива, клянусь Господом! Она поправилась!
Робб схватил письмо. Струан, вне себя от счастья, крепко обнял Кулума и начал отплясывать джигу, джига перешла в рил, он сомкнул руки с Кулумом, они вытащили в круг Робба, и вся их ненависть и недоверие друг к другу исчезли в один миг.
Потом Струан всей своей невероятной силой остановил их голова к голове.
– А теперь все вместе! Раз, два, три! – И они во всю силу легких прокричали латинский боевой клич клана: – Feri! Рази без промаха!
Потом он еще раз крепко обнял их и прогремел:
– Стюард!
Матрос со всех ног бросился на зов.
– Да, сэр-р?
– Всей команде по двойной чарке. Волынщики на ют! Принеси бутылку шампанского и еще один чайник с чаем, клянусь Богом!
– Есть, так точно, сэр-р!
Так они помирились между собой. Но в глубине души каждый понимал, что их отношение друг к другу уже никогда не будет прежним. Слишком много было сказано. Скоро каждый из них пойдет своей собственной дорогой. Один.
– Слава Богу, что ты вскрыл письмо потом, Дирк, – сказал Робб. – Слава Богу, что оно пришло. Я чувствовал себя ужасно. Ужасно.
– Я тоже, – добавил Кулум. – Прочти его вслух, отец.
Струан опустился в глубокое кожаное кресло и начал читать. Письмо было написано по-гэльски четыре месяца назад – через месяц после того, как Кулум отплыл из Глазго.
Парлан Струан писал, что жизнь Уинифред две недели висела на волоске, а потом девочка начала поправляться. Доктора ничего не могли понять, лишь пожимали плечами и говорили: «Воля Божья». Сейчас она жила со стариком на небольшом участке земли, который Струан приобрел для него когда-то много лет назад.
– Ей там будет хорошо, – заверил Кулум. – Вот только поговорить там не с кем, одни козы да охотники. Куда она станет ходить в школу?
– Пусть сначала окончательно поправится, окрепнет. Тогда и подумаем об этом, – сказал Робб. – Что там дальше, Дирк?
Дальше в письме шли семейные новости. У Парлана Струана было два брата и три сестры, и все давным-давно обзавелись своими семьями, а теперь переженились и их дети и народили им внуков. Были семьи и у его собственных детей: Дирка и Флоры – от первого брака и Робба, Ютинии и Сьюзан – от второго.
Многие из его потомков эмигрировали: в канадские колонии, в Соединенные Штаты Америки. Несколько человек были разбросаны по Индиям и испанской Южной Америке.
Парлан Струан писал, что Алистер Макклауд, муж сестры Робба Сьюзан, вернулся из Лондона со своим сыном Гектором и поселился в Шотландии – потеря Сьюзан и их дочери Клэр, скончавшихся от холеры, тяжелым камнем легла ему на сердце и почти доконала его. Он писал также, что получил письмо от Кернов: Флора, родная сестра Дирка, вышла замуж за Фаррана Керна, и в прошлом году они уехали в Норфолк, штат Вирджиния. Добрались они благополучно, и плавание прошло хорошо; Керны и их трое детей были здоровы и счастливы.
