– Мне что, леденец на спину кто-то прилепил? – сказал я.
Он опять улыбнулся.
– Я думал, мама в детстве научила тебя золотому правилу.
– Я знаю несколько золотых правил. Ты о каком говоришь?
– Обращайся с людьми так, как тебе хотелось бы, чтобы обращались с тобой.
– Да, слышал о таком правиле, – сказал я. – Но только там ничего не говорилось о том, что такой, как ты, будет таскаться за мной по пятам.
На этот раз он предоставил мне возможность обнаружить, что во рту у него недостает нескольких зубов.
– Ну ладно, – сказал я. – Раз так, то давай поменяемся местами. Ты пойдешь впереди и покажешь мне, где находится кабинет Гилплэйна.
Тяжеловес обиженно вскинул подбородок.
– Сам найдешь. Это вторая дверь слева. А я пойду сзади – на случай, если ты в штаны наложишь от страха.
Я хотел было сказать в ответ что-нибудь сногсшибательно умное, но, вспомнив, что ума у меня кот наплакал, просто повернулся и пошел дальше по лестнице.
Глава 8
Кабинет Гилплэйна больше походил на кладовку со столом посередине. Вдоль трех стен громоздились картонные коробки с накарябанными от руки заголовками бульварных романов: «Любовь Лесли», «Я вышла за педика», «Всегда мало» и тому подобных. В комнате стоял затхлый дух лежалой дешевой бумаги – нечто среднее между запахом библиотеки и кладовки. Вдоль четвертой стены стояли диван, тоже наполовину заваленный коробками, и три высоких зеленых шкафа с выдвижными ящичками, занимавшие довольно много пространства. Розенкранц, одетый по-домашнему, уместился на свободном краешке дивана.
Гилплэйн сидел за своим рабочим столом на крутящемся стуле, натужно скрипевшем под его весом. У него была большая голова и резкие черты лица. Особенно резко выступал на лице нос – длинный крупный нос, не внушавший доверия к его честности. Темные глазки-буравчики могли впиваться взглядом только во что-нибудь одно. На нем был армейского зеленого цвета костюм-тройка с золотой цепочкой, тянувшейся от кармашка на жилете к часам, которые он держал в руке. Глянув на циферблат и запомнив время, он положил часы на стол перед собой и спросил:
– Что вам нужно?
– Подожди-ка, а я его знаю, – подал голос Розенкранц. Езда за рулем, должно быть, протрезвила его, потому что употребленный алкоголь больше не сказывался на его речи.
– Знаешь? – переспросил Гилплэйн, глядя мне прямо в глаза.
– Он приходил к нам домой.
– Ага. А потом поехал следом за нами.
– Нет, он прямо домой к нам заходил. Он тот самый детектив, которого наняли для Клотильды.
– Ах вот оно что. Мистер?..
Я протянул ему свою визитку, и он глянул на нее.
– Ну что ж, мистер Фостер, я вижу, вы не больно-то старательно выполняете свою работу по охране мисс Роуз.
– Из чего вы это заключили? – спросил я.
– Ну, из того, например, что сейчас вы находитесь не рядом с ней, а здесь с нами.
– Возможно, от вас я и должен ее охранять.
Он бросил взгляд на часы и снова уставился на меня.
– Хьюб, да вышвырни ты его отсюда и все, – предложил Розенкранц.
Гилплэйн скривил рот, словно попробовал какой-то кислятины.
– Мои люди сказали, что вы пытались пронести в клуб оружие.
– Думал, оно может мне пригодиться, – сказал я, пожав плечами.
– А сейчас вы что думаете по этому поводу?
– Думаю, что я был прав.
– А вы уверены, мистер Фостер, что хотите иметь такого врага, как я?
– Нет. Но вот в чем я уверен, так это в том, что вы нечестный человек. Нечестный, грязный человечек, который делает грязные деньги на грязных вещах, предназначенных для грязных людишек. И я уверен, что мисс Роуз нуждается в том, чтобы ее ограждали от таких людей.
Глаза Гилплэйна прищурились. Амбал у меня за спиной зашевелился, скрипя половицами.
– Ха! Я должен это записать, – Розенкранц похлопал себя по карманам в поисках чего-нибудь пригодного для записи.
Гилплэйн продолжал изучать меня пристальным взглядом мамаши, встретившей на пороге ребеночка, вернувшегося из школы в свой самый первый в жизни учебный день. Потом напряжение спало с его лица, и он быстро-быстро затараторил:
– С мистером Розенкранцем нас связывают деловые отношения. Мистер Розенкранц писатель, а я – издатель. Мы обсуждаем его будущую книгу, и наша встреча не имеет никакого отношения к его супруге. Такое объяснение вас удовлетворит?
Я пожал плечами.
– Вообще-то это не ваше дело, но я предпочитаю прояснить этот момент прямо сейчас, в надежде, что вы не станете досаждать мне своим присутствием впредь. – Гилплэйн снова глянул на часы и захлопнул крышечку. – Послушайте, мистер Фостер, я не люблю копов, которые считают себя умными, когда это совсем не так. И я не люблю копов, которые считают себя чистыми, когда это совсем не так. И я не люблю копов, которые лезут ко мне с разговорами.
– Ну уж коль у нас пошел такой честный разговор, то, может, поделитесь со мной какими-нибудь идеями относительно того, кто бы мог преследовать мисс Роуз? – сказал я.
Розенкранц тем временем уже нашел у себя в кармане блокнот и строчил что-то в нем химическим карандашом.
– Да откуда же у меня могут быть какие-то идеи по этому поводу? – сказал Гилплэйн. – Я далек от кинопроизводства, хотя иногда и имею дело с людьми, в нем участвующими. Откуда мне знать, кто может ее преследовать?
– Да никто ее не преследует, Хьюб! Клотильда все это нафантазировала, – вмешался в разговор Розенкранц, потом обратился ко мне: – Вы напрасно так суетитесь. Если уж так хочется, то садитесь в свою машину и наблюдайте за домом, а потом спокойно получите свои деньги.
– Да, мне другие тоже так говорят, – сказал я.
– Не знаю, у меня нет никакой информации по этому поводу. – Гилплэйн взял со стола свои часы и убрал их в карман. – И вы уже израсходовали то время, которое я вам любезно отвел.
С этими словами он развернул свой скрипучий стул к Розенкранцу.
– Так на чем мы остановились, Шем?
За спиной у меня опять скрипнула половица, и я, не дожидаясь, когда Хьюбов тяжеловес выпроводит меня, сказал:
– Не надо утруждаться, я сам выйду. Меня так мама научила.
Он усмехнулся, и эта кривая усмешка могла означать, что он нашел меня забавным, или просто что он неоднократно в своей жизни получал по башке, отчего у него теперь и дергался лицевой нерв. Он открыл передо мной дверь, и я вышел в коридор. Я понимал, что Гилплэйн был прав, когда сказал, что я трачу время впустую. Гилплэйн был издателем, а Розенкранц писателем, и их вполне могли связывать деловые отношения.
