– Мисс Роуз! – позвал я.
Она села на своем стульчике ровно.
– Нет, вряд ли он преследовал Мэнди. Он преследует меня.
– Вы только не волнуйтесь так сильно.
– Нет, нет, нет… не может этого быть…
Я протянул к ней руку, чтобы как-то успокоить ее, но в этот момент вошел Мигель с каким-то напитком на подносе.
– Попробуйте выпить вот это, мисс Роуз. Попробуйте выпить.
Он сунул ей в руку стакан, и она поднесла его ко рту, не переставая трясти головой. Она выпила жидкость, содрогнулась и обессиленно откинулась на спинку стула. Мигель поспешил забрать у нее из руки стакан, пока не расплескались остатки. Укоризненно посмотрев на меня, он вышел из комнаты с подносом под мышкой и со стаканом в руке.
– Вы ничего больше не можете прибавить к описанию этого человека? – спросил я, ведя себя словно боксер, добивающий противника, уже находящегося в нокдауне.
Она ничего не ответила.
– Ну хорошо, тогда я удаляюсь, – сказал я.
Это тоже не вызвало у нее никакой реакции. Она сидела без движения, откинувшись на спинку стула, и на ее прекрасном лице было такое страдальческое выражение, какого публика никогда не видела на экране. Застать ее в таком виде было неприятно – это было все равно что видеть череп через кожу.
Я проделал обратный путь до холла, где меня ждал Мигель.
– Теперь вы видите, какое хрупкое создание мисс Роуз?
– Да, вижу. А с полицией она себя так же вела?
– Почти так же.
– Нет, Сэмьюэлса такое не устроит. Если, конечно, он не попытается выставить ее сумасшедшей. – Теперь настала моя очередь исступленно качать головой в недоумении. – Послушай, Мигель, мне так и не представилась возможность задать мисс Роуз один вопрос. У нее с Джоном Старком близкие отношения? Она знает его друзей?
– Нет, не думаю. Мисс Роуз держится обособленно.
Я кивнул.
– Спасибо. – Надев шляпу и направляясь к двери, я прибавил на прощание: – Позови меня, если случится что-то экстренное. А в остальных случаях мое присутствие здесь нежелательно.
– Вообще-то мистер Розенкранц хотел бы с вами поговорить.
Я остановился и пошел обратно.
– А откуда мистер Розенкранц знает, что я здесь?
– Он видел, как вы пришли. – И, указав на лестницу, добавил: – Если позволите, я провожу вас.
Мне, конечно, сразу подумалось, что это вообще-то не мое дело и что слишком скудной информацией я располагаю, чтобы продолжать начатое. Кстати, и студия, и полиция убедительно просили меня держаться от этого дела подальше.
– Да, проводи, – сказал я.
Глава 15
Комната, судя по всему, предназначалась под кабинет, но оформлением ее, похоже, занимался тот же декоратор, что и в офисе Хьюба Гилплэйна. Все обозримые поверхности, кроме узкой дорожки от двери к письменному столу, были завалены книгами и бумагами. Вдоль одной стены громоздился ряд не привинченных еще до конца полок, прогибающихся под тяжестью нагруженных на них книг. Одна полка сорвалась с крепления и упала на нижнюю, та же держалась и не обрушивалась только за счет того, что ее подпирали снизу высоченные стопы книг на полу. Повсюду неряшливыми кипами валялись бумаги с загнутыми помятыми краями. В углу стояло креслице с обивкой из зеленого кожзаменителя, но пробраться к нему через все эти залежи не представлялось возможным. По сравнению с остальной комнатой поверхность стола с возвышающейся на нем пишущей машинкой «Ундервуд» была относительно аккуратной. На столе стояла початая бутылка водки, часть содержимого которой уже познакомилась со стаканом, и уже пустая бутылка стояла на полу возле стула. В комнате присутствовал стойкий запах алкоголя и лежалой бумаги.
Розенкранц повернулся ко мне, когда я вошел. Лицо его было бледно, глаза расширены, но на стуле он сидел ровно. Речь его, когда он заговорил, тоже оказалась на удивление чистой и членораздельной – признак опытного пьяницы.
– Вы следили за мной на обратном пути из «Морковки», – сказал он.
Поскольку ответа не требовалось, я и не стал его давать.
– Вы видели, что они сотворили?..
– Кто и что сотворил? – спросил я.
– Кто, кто… Эта чертова жизнь, этот чертов город, эти чертовы люди…
Для знаменитого писателя он был слишком однообразен в своей зацикленности на одном-единственном слове.
– У нее были враги? – спросил я.
Он посмотрел на меня в упор.
– Вы что, полицейский? Они уже были здесь сегодня.
– Хорошо. Тогда зачем вы хотели видеть меня?
– Они говорят, что это сделала Клотильда.
– Знаю.
Розенкранц удовлетворенно кивнул. То есть мы с ним были железно уверены в том, кто этого не делал. Покачав головой, он взял со стола бутылку и поднес ее к пустому стакану.
– У Мэнди не было врагов. Она ни с кем не воевала, никого не боялась, ни с кем ничего не делила.
– А друзья?
– Я знаю, что она дружила с несколькими девушками из клуба, где раньше работала официанткой. Ну как дружила?.. Ходили вместе куда-нибудь развеяться, повеселиться. Возможно, с какими-то кавалерами. Она же в Сан-Анжело недавно.
– А название клуба?
Розенкранц наклонил голову и посмотрел на меня исподлобья.
– «Морковка»? – предположил я.
– Нет, но очень близко. «Тип». Там я с ней познакомился.
– И вы сказали ей, что можете устроить ее сниматься в кино.
Он пожал плечами и поднял стакан, как бы чокаясь со мной.
– Да, так я и сказал. – И он выпил водку в два глотка.
– Я так понимаю, это и положило начало вашей дружбе, – предположил я.
Он поднял пустой стакан.
– Правильно понимаете.
– А что, очень хороший способ времяпровождения. Правда, на алкоголь все равно приходится раскошеливаться.
– Она была отличной девчонкой, Фостер. Я не любил ее. На самом деле, мы ругались столько же, сколько смеялись. Она могла вклеить тебе по первое число, а потом всегда сама мирилась. Отличная была девчонка.
– Понимаю. Золотое сердце, мухи не обидит – это все про нее.
– Да ну вас, идите к черту, – сказал он, насупившись, и снова взялся за бутылку.
– Может, сказать Мигелю, чтобы принес еще одну бутылку?
– Вы лучше скажите, почему вас не было вчера здесь? Почему вы не выполняли свою работу?
– Нет, я понимаю, что мне лучше не возражать, – сказал я. – Ведь я вряд ли должен спросить у вас, почему вас самого не было рядом с женой или почему вас не оказалось в нужный момент рядом с мисс Эрхардт? Потому что, если мы будем задавать друг другу подобные вопросы, то очень скоро сами и окажемся виновными в случившемся.
