Держась за дверную ручку, я кое-как умудрился встать на ноги, шатаясь, доплелся до кресла и плюхнулся на него. На постели валялась вырванная из газеты страница со статьей. Как это было мило с их стороны, что они оставили ее мне. Ну конечно, такие серьезные люди – разве они станут тырить газетный листок у потерявшего сознание человека? Да им просто надо устроиться работать в библиотеку – у таких библиотекарей не будет в читальном зале воровства.
Какое-то время я сидел в кресле, набираясь сил и учась заново дышать. Постепенно у меня это стало получаться. Даже с закрытыми глазами. Отрегулировав дыхание, я понял, что теперь надо выпить. Я встал с кресла, и на этот раз мне не казалось, что я еду на велосипеде, у которого колесо восьмеркой. Я налил себе неразбавленного вискаря и выпил его одним глотком, сразу же почувствовав внутри приятное жжение. Я наливал себе вторую порцию, когда снова зазвонил телефон. А может быть, он только сейчас зазвонил, а в первый раз мне просто показалось. Я посмотрел на телефон, стоявший на тумбочке возле кровати. Скорее всего, это звонил Поли Фишер, но у меня сейчас не было сил выслушивать то, что у него имелось для меня. Ничего, перезвонит завтра утром мне в офис, подумал я.
Со стаканом в руке направился к выключателю, а телефон продолжал названивать. От яркого света я даже зажмурился и выставил вперед руку со стаканом, словно инстинктивно отгораживаясь от удара.
Когда я осушил вторую порцию вискаря, у меня наладилось и зрение. Будильник на тумбочке показывал почти половину девятого. Из библиотеки я вышел около пяти – то есть я провалялся в отключке часа три, если, конечно, это не были уже следующие сутки.
Телефон буквально разрывался. Поли Фишер не мог быть таким настойчивым, но выяснять, кто это, я не хотел. Для Маркет-стрит было еще по-прежнему рановато, но ехать туда все равно надо. Потому что это моя работа, а вот все, что тут происходило, – просто что-то вроде хобби.
Я еще раз пробежал статью, вырванную из газеты. Гилплэйн все-таки сделал мне какое-то странное для него одолжение. Дал понять, что погибшая женщина была важнее, чем я мог подумать. Выглядело это ошибкой, какой человек вроде Гилплэйна никогда не допустил бы. Ну что ж, может быть, когда-нибудь я и узнаю, почему он сделал это.
Я подумал было о третьей порции виски, но оставил пустой стакан на столе и пошел посмотреть, что там с дверью. Дверь все это время простояла открытой, но без проблем для меня. Снаружи никого не было – абсолютно пустынная лестничная площадка. Они добились своего – хотели, чтобы я получил послание, и я его получил. Только совсем не то послание, какое они хотели.
Я запер за собой дверь и прислонился к стене, чтобы перевести дух. Телефон у меня в квартире опять буквально разрывался. Уж больно долго он звонил – не иначе как что-то сверхважное.
Но мне нужно было ехать, и я решил, что, если кому-то так надо, то он и потом перезвонит.
Я спустился на лифте и направился к своей машине как человек, у которого все органы целехоньки и абсолютно здоровы.
Глава 19
Маркет-стрит в Харбор-Сити обозначала отрезок Маркет-стрит между Пятой и Шестой улицами – захудалый квартальчик обшарпанных баров, некогда славившихся своей привлекательностью; правда, никто уже не мог вспомнить, когда это было. Среди «голубых» квартальчик этот назывался просто Маркет. Смазливые парнишки, вышедшие на вечернюю охоту, наведывались сюда в первую очередь. Во времена своего былого процветания Маркет пестрел неоновыми вывесками и яркими огнями, вывески эти дожили и до наших дней и стали теперь символом злачности этого подпольного мира. Но здешние яркие огни только подчеркивали захудалость и обшарпанность соседних кварталов.
Я остановился в трех кварталах от Маркет, на Второй улице, где почти все витрины были завешаны пожелтевшими газетами или забиты фанерными листами. По мере продвижения в сторону Маркет я видел, что магазинчики и бары начинали приобретать более жилой и обитаемый вид. На пороге одного из заведений устроил себе спальню какой-то мужик в заляпанном краской комбинезоне и без рубашки. Расстелив прямо на крыльце сплющенные картонные коробки из-под фруктов, он дрых без задних ног.
«Блэклайт» находился на углу Маркет и Пятой. В пику соседям-конкурентам, фасад его не был освещен вообще. Ни неоновыми, ни простыми огнями. Окна были замалеваны черной краской. Только над самой дверью горела одна-единственная голая лампочка. Такой непримечательный фасад, вкупе с местоположением на задворках, делал «Блэклайт» привлекательным для городских королев, желавших оторваться по полной, но при этом максимально избежать огласки.
Внутри освещение было не лучше. Сразу от порога вдоль стены тянулась стойка бара, выкрашенная красной краской, в некоторых местах обтершейся до белизны. Стойка была окантована черным кожаным подлокотником со стороны сидений для посетителей. На половине бармена имелась дверка со светящимся окошечком-ромбиком, по-видимому, ведущая на кухню. Рядом с неработающим настенным телефоном еще одна дверь – в туалет. Мужской и женский. Напротив барной стойки вдоль стены располагались в рядок кабинки для посетителей с черными кожаными сиденьями, одни из которых были совершенно как новенькие, другие уже имели заплатки, а из третьих торчал желтый поролон. Между баром и кабинками тянулся узкий ряд столиков. Человек десять-двенадцать посетителей находилось в этот момент во всем зале. Я присел на самый ближний к выходу табурет у стойки.
Ко мне вышел бармен в переднике со скрещенными на груди руками. Эти огромные, мощные, покрытые татуировками ручищи вполне соотносились по пропорциям с остальным его обликом. Он был похож на боксера, который уже не выходит на ринг, но находится в форме по той причине, что только этим и умеет заниматься. А может быть, это было только мое впечатление и он просто работал здесь и все. Работал, допустим, с очень давних времен, когда это заведение еще не имело такой репутации. Может, он ненавидел свою работу, но другой найти не мог. Сейчас лоб его пересекала суровая складка – он явно кого-то ненавидел в данный момент.
Я выложил на стойку пятидолларовую бумажку и заказал себе джин с тоником. Он почему-то помрачнел еще больше, но приготовил мне напиток и с хмурым видом поставил его передо мной на бумажной салфетке. До пятидолларовой купюры он даже не дотронулся и, понаблюдав некоторое время за тем, как я цежу мелкими глоточками свой напиток, сказал:
– Нам за этот месяц уже уплачено.
– Я не коп, – сказал я.
– А похож на копа, поэтому на всякий случай предупреждаю: нам уже уплатили.
– Да говорю ж тебе, я не коп. – Я сделал маленький глоточек своего джина с тоником. Маленький-премаленький глоточек – потому что не мог знать, сколько еще алкоголя и в скольких барах мне придется заказать себе, пока я смогу выяснить что-то меня интересующее. – Я ищу Грега Тэйлора. Он появляется здесь?
– Откуда мне знать? – сказал бармен, снова скрестив на груди руки. Я почувствовал за спиной напряженную тишину, но не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, наблюдают ли за мной остальные посетители.
