– Люди невежественны. Их умы поражены тяжким недугом. Они достойны сострадания.
– Ваш дедушка был прав, по поводу жалости. Жалость – причина многих бед. Если вы скажете этим людям об их невежестве, они просто не станут слушать вас. Жажда крови ослепляет их.
Они подвержены самому страшному недугу – они рабы всего окружающего. Они ничем не владеют, даже самими собой. Даже своими чувствами. Они подобны листьям, гонимым ветром. Безвольные, безучастные – поднимаются вихрем или валяются под ногами. Стихия управляет ими.
– Однако вы не очень-то любите людей.
– Я вижу то, что есть, и говорю об этом. Я воспринимаю жизнь, как есть, принимая решения на основании этого, – благодаря чему мне до сих пор удавалось сохранить свою жизнь и свою честь. Я помогал многим. – Он провел рукой по волосам, как бы обдумывая свои слова. – Вот вы, собирая целительные травы, не станете же рвать крапиву, зная, что она жжется.
Понимать опасность и принимать соответствующие меры – это правильно. Я вижу, мужчины вашего рода осознавали возможность нападения. Ваше жилище – настоящая крепость. И хитро придуманная – я в этом кое-что смыслю.
Необычный дом. Полный оружия, скрытых ловушек, – но довольно пустынный. Где его обитатели? Никого не осталось в живых? Простите, если вам горько вспоминать об этом, но это не праздное любопытство. Я думаю о вашей безопасности не первый день. Неловко было говорить об этом, пока я сам, полностью беспомощный, зависел от вашего участия и рассчитывал на вашу защиту. Но теперь вы можете располагать мною. Я ваш должник, и хочу, чтобы вы знали, что я в вашем распоряжении в любых обстоятельствах и в любое время.
Хозяйка странного дома смотрела на огонь. Наконец, подняла глаза.
– Благодарю вас. Я действительно сейчас живу одна, но так было не всегда. Корабль, на котором плыли мои родители, разбился о скалы во время бури. Совсем недалеко отсюда. Я тогда была маленькая, и они меня не взяли с собой в длительное морское путешествие. До сих пор не знаю, хорошо это или плохо.
У меня нет ни братьев, ни сестер. Я выросла у дяди и тети. Воспитывал меня дедушка. Он и тетка научили меня всему, что я знаю. Хотя дедушка всегда говорил, что я и так все умею, и что знания у каждого из нас внутри. Потом дедушки не стало. Когда я выросла, он сказал, что завершил все, что должен был сделать здесь, и что теперь он свободен. Больше я его не видела.
– А бабушка? У вас была бабушка?
– Я ее почти не помню. Красавица с черными очень длинными волосами и ярко-синими глазами. Старые слуги рассказывали, что никто не мог смотреть бабушке в глаза. Ее взгляд потом долго преследовал, как бы затмевая весь мир – только ее глаза, сине-голубые, бездонные.
А мне всегда нравилось, когда она смотрела на меня, – как будто тонешь в прозрачной глубине, и не хочется подниматься на поверхность. Ее сила ласкала меня, как теплая морская волна.
Бабушку сожгли на костре, как ведьму. Ей предлагали жизнь в обмен на то, что было известно только ей одной, – она знала что-то важное. Когда ее вели на костер, люди бросали камни, посылали проклятия, они просто неистовствовали, обезумев от собственного страха.
Они все равно ее боялись. Когда бабушка подняла голову и посмотрела на них, они замерли в ужасе и отпрянули. Она не страдала, – ушла до того, как огонь коснулся ее тела. Но люди… О, Господи!
Огромный костер вспыхнул до самого неба, пламя загудело, основание креста сгорело в мгновение ока, и крест, к которому было привязано тело, упал. Один человек, странный человек в плаще, лица которого никто не видел, быстро покинул площадь. Тогда дедушка сказал мне: « Опасайся человека в плаще». Но не разъяснил, кто он, чего ему надо, и как я узнаю его.
– С тех пор вы ничего не слышали об этом человеке и не видели его?
– Скорее нет, чем да… Однажды в лесу мне показалось… Впрочем, это только показалось. Я очень испугалась, сама не знаю, почему. Вернувшись домой, я рассказала об этом дяде. Тогда мы и уехали, в ту же ночь.
Никто ничего не стал мне объяснять; просто собрали все, что можно было, посадили меня на лошадь, – по бокам всадники с факелами, ветер, на небе ни звездочки… – Она повела плечами, как в ознобе. – Страшная ночь. Иногда кажется, что она так никогда и не кончилась. С тех пор мы здесь.
– Вам часто приходится защищаться? – молодой рыцарь встал из-за стола и пересел на длинную резную скамью у огня, покрытую ковром. Невольным движением он положил руку на меч. Инстинкт подсказал ему, что лучше, когда оружие под рукой. Синий камень мерцал в отблесках огня. Витая рукоятка меча тусклым золотом выделялась на пестроте ковра.
– Мы всегда готовы к этому. – Женщина подошла и протянула руку к оружию, которое уже не раз рассматривала. – Вы, я вижу, тоже. Какой необычный у вас меч! Никогда не видела ничего подобного. Теперь я понимаю, почему иногда оружию дают имя, как человеку. Оно переживает своих хозяев, но не свою славу.
?Впервые вижу женщину, которая так говорит об оружии. Нельзя называть имя меча – тогда он теряет свою силу. Это тайное имя.
– Я вовсе и не спрашиваю его имя. Кстати, как имя благородного рыцаря, который гостит у меня в доме, я тоже не спрашиваю. Скорее всего, это тоже тайна! – Молодая дама засмеялась. – Я не увидела ни на щите, ни на доспехах, ни на оружии никаких геральдических отличий. Рыцарь не носит ничьих цветов? Не бьется на ристалищах ни за чью честь и любовь?
– Нет нужды в геральдике. Меня узнают по другим приметам. – Он пристально посмотрел на женщину и усмехнулся. – Мои предки считали, что доблесть мужчины должна быть видна не на щите, а в бою. Ну, в этом я с ними согласен. Любой, кто рискнет обнажить против меня меч, узнает, что мое имя Сиург.
Рыцари Святого Грааля часто давали обет безбрачия, поэтому наш род почти угас, – но вышедшие живыми из поединка со мной расскажут обо мне лучше любых цветов и гербов. Я не ищу легких побед, поэтому и не участвую в ристалищах.
Занимаясь исцелением ран и болезней, я научился ценить жизнь человеческую, и не стану убивать на потеху, тем более, что умею это делать слишком хорошо.
– Теперь я знаю, кто вы. Слава о рыцаре Сиурге дошла даже до нас, в нашем уединении. Значит, вот вы какой, – женщина помолчала в задумчивости, – Рыцарь Грааля, но святым вас не назовешь. – Она взглянула на него своими ясными глазами. – Не спрашиваю, что привело вас в наши края. То, чем вы занимаетесь…
– А вы?
– Что я?
– Чем вы занимаетесь? Думаю, вы не стараетесь сделать это известным? Это так, по поводу святости… Я не люблю святош, я им не верю. Сам не такой, и не требую этого от вас.
– Не требуете? – ее возмущение было скорее напускным, чем искренним. – Прежде, чем что-то требовать, нужно еще иметь на это право.
