«Мне это привиделось? – спросил себя Анри. – Это мираж?»
Но нет, это была правда. Девушка остановилась всего в нескольких ярдах от него. Он и другие люди тоже застыли.
– Анри, – прошептала она, густо покраснев. – Прости, что вмешиваюсь, но мне нужно было тебя увидеть.
Анри забыл, какой он грязный и как мерзко от него несет. Он забыл о матери, о хозяине и Мариетте. Юноша сделал шаг вперед и взял ее за руки.
– Анна, – сказал он. – Это ты?
Анри утонул в ее сине-зеленых глазах. Заметив рядом какое-то движение, он поднял взгляд и увидел высокого мужчину, одетого как священник.
Он услышал голос месье Лаваля:
– Анри, познакомишь нас?
– Позвольте мне, – сказал Теодор. – Анна дружит с Анри, а я ее отец, Теодор Баттерфилд. Очень рад знакомству.
Анри опомнился.
– Анна, преподобный Баттерфилд, пожалуйста, познакомьтесь с моей матерью Клотильдой, моим хозяином месье Лавалем и его дочерью Мариеттой. – Он повернулся к месье Лавалю. – Я подозреваю, за чудесное освобождение мне следует благодарить Анну и ее отца.
Когда юноша снова посмотрел на нее, она коротко кивнула.
– Тогда мы должны быть вам очень благодарны, друзья мои, – сказал месье Лаваль, сняв шляпу. – Могу ли я пригласить вас к нам в гости, когда Анри придет в себя после всех этих ужасов?
– И примет ванну, – добавил Анри, снова вспомнив о грязи, покрывавшей его тело.
Все рассмеялись.
– Отличная мысль, запах от тебя ужасный, – сказала мать. – Но какая разница? Ты снова с нами, и это главное.
Теодор положил ладонь на плечо Анны.
– Мы с радостью посетим вас. Однако пока что мы должны оставить вас. Пойдем, Анна.
Лишь когда она повернулась, чтобы уйти, Анри понял: он до сих пор держит ее за руку. Отпускать ее парню совсем не хотелось.
* * *
Анри подумал, что все произошло слишком быстро. Он лежал в жестяной ванне, наполненной горячей водой, перед камином, в котором ревело пламя. Остальные домочадцы собрались этажом выше. Только повариха, купавшая его, когда ему было десять, осталась, чтобы доливать воду из чайника.
Кроме кипятка, на плите булькало рагу из баранины и клецок, а в духовке пекся картофель в мундире. Хотя Анри уже успел съесть большой кусок хлеба с сыром и выпить пол-литра портера, от которого у него немного закружилась голова, в желудке юноши снова урчало от вкусных ароматов, витавших в воздухе. Ему было так приятно мокнуть в теплой, приятно пахнущей воде, что он решил не торопиться.
* * *
Они сели обедать, и Анри рассказал все, что мог, о событиях последних нескольких дней. Когда его спросили о загадочном свидетеле, он честно ответил: дал клятву на Библии никому не говорить об этом. Они также поинтересовались, откуда взялся тот адвокат и кто оплатил его гонорар. На это ему тоже было нечего ответить.
Он хотел знать, каким образом месье Лаваль и мать узнали, что его должны выпустить и именно в этот момент пришли к тюрьме. Хозяин пояснил: под дверь накануне вечером подкинули записку. Там было написано: «Анри освободят в восемь утра». Все это было очень интригующе, но так как история хорошо закончилась, все за столом согласились – теперь такие подробности не имеют значения.
Анри был очень благодарен Анне и ее отцу, уверенный, что они помогли ему выйти на волю. Неужели она каким-то образом после их разговора поняла, что тем мужчиной в переулке был ее кузен? Как ей удалось убедить Уильяма дать показания в его пользу? Но кто оплатил адвоката? Он сомневался, что у сельского священника нашлись на это деньги. И наверняка адвоката не мог оплатить скряга Джозеф Сэдлер.
Позже, когда рагу было съедено, выпито несколько кувшинов портера, все новости рассказаны, Анри, извинившись, удалился в свою комнату. Несмотря на сильную усталость, он боялся ложиться спать, опасаясь, что все это может оказаться лишь сном.
Прислушиваясь к привычным звукам, доносившимся сверху и сбоку от его комнаты, стуку посуды на кухне, скрипу половиц, шуму голосов и запаху табака месье Лаваля, юноша улыбнулся в темноте, радуясь неожиданному повороту событий.
Послышался звук клавесина – Мариетта неумело пыталась развлекать гостей игрой.
– О Мариетта, – вздохнул он.
Она встретила его, словно возбужденный щенок.
Не в силах скрыть эмоций, она трогала его за рукав, держала за руку и целовала в обе щеки. Он, конечно, тоже был рад ее видеть, но лишь как брат, вернувшийся к сестре. Анри не мог представить, что когда-нибудь сможет взять ее в жены.
Тюрьма изменила его, она прочистила ему голову. В самые тяжелые моменты он обещал себе, что, если рано или поздно ему удастся обрести свободу, он будет жить и наслаждаться той жизнью, которую уготовила ему судьба. Он перестанет переживать по поводу мнения других и позволит своей совести направлять его, а не делать то, что от него ожидают остальные. И прежде всего, он будет вести спокойный, домашний образ жизни подальше от политики и протестов.
Несмотря на уверения месье Лаваля, юноша не верил, что ему позволят стать независимым мастером, учитывая его безрассудное поведение и пребывание в тюрьме. Он не сомневался в том, что месье Лаваль больше не станет предлагать ему унаследовать собственное дело, ибо как может его хозяин довериться такому безответственному человеку? Но он все равно был убежден, что плетение шелка у него в крови. Анри собирался и дальше заниматься этим, основать свое дело, тяжело работая, дабы восстановить уважение тех, кого он любил: матери, месье Лаваля и его семьи, а еще… Анны.
При одной лишь мысли о ней у него внутри все холодело. Месье Лаваль уже послал приглашение на Спитал-Сквер. Они хотели пообедать вместе на следующий день. Его мать и мисс Шарлотта тоже должны были прийти.
Он представил Анну и ее отца, как будет звать их в дом, помогать раздеться и, вдыхая приятный аромат диких трав, сидеть рядом с ней и свободно общаться. Потом, после обеда, он покажет ей свою выпускную работу, переосмысление картины Анны, и будет наблюдать, с каким восхищением она посмотрит на нее.
* * *
Анри резко проснулся. Юноша не знал, как долго спал. Нигде не было видно света, и царила абсолютная тишина. Он заглянул на кухню. Огонь в очаге был потушен, а в клетке под накрытой материей спала птица. Должно быть, была поздняя ночь.
Анри зажег свечу, натянул штаны и тапки, после чего укутался одеялом. Ему снился шелк. Уже прошел почти месяц с тех пор, как он прикасался к станку, а накануне он был так занят едой и разговорами, что не нашел времени сходить наверх. Осторожно шагая по ступенькам, юноша поднялся на самый верх, после чего взобрался по приставной лестнице на чердак и аккуратно закрыл за собой люк.
Теплый пряный запах шелка был таким знакомым и приятным. Анри как будто обнял друга, которого он давно не видел. Подняв свечу, он внимательно осмотрел шелк на трех станках. Бенджамин ткал розовый дамаст, а маленький обычный станок по-прежнему использовали для изготовления узкой черной отделки из атласа. Внезапно Анри с удивлением заметил на своем станке ту самую композицию, которую он ткал по картине Анны. Юноша тряхнул головой. Он точно помнил, что снимал ее со станка и собственноручно отнес в гильдию.
