– Ну ладно, – тут же покладисто согласилась Коку. – Нет так нет. Пусть будет только девятнадцать.
Нельзя сказать, что ее слова оказались пророческими. Да и последующие сражения фаворитки «за место под солнцем» еще долго с особым восторгом и упоением пересказывали странствующие менестрели по всему миру. Она своими действиями, настойчивостью и умениями попрала все мыслимые и немыслимые правила, законы и традиции империи Иллюзий. Например, добилась того, что еще трое (помимо ее самой) брачных консультантов выставили своей кандидатурой баронету Мелиет. А уж как она по отдельности уговаривала своих коллег по сватовству и что обещала в будущем – отдельная симфония, поразившая даже все видавших духов.
Против такого единодушного большинства Федор возражать не стал. Только и узнал у архивариуса, возможна ли отставка императрицы в случае неких осложнений в отношении с ней. Оказалось, что возможна, но только по истечении пятнадцати лет. Да и до того можно было заставить жить супругу в отдельном, специально выстроенном для нее дворце.
– Ладно, тогда женюсь на Коку! – расслабился император, собравшийся жить не менее двух сотен лет. – Уж пятнадцать лет я в любом случае выдержу.
Выдержал. Даже больше. Ибо завтра намечалось триумфально отпраздновать двадцатилетие со дня свадьбы, особо почитаемый срок отношений в империи. Что безмерно поражало всех людей и демонов Изнанки. Потому что, по всеобщему признанию, императрица оказалась «та еще стерва». Своим вздорным характером и умением довести до инфаркта она выжила из числа придворных всех, кто имел неосторожность не сойтись с ней во мнениях или как-то в чем-то оспорить, покритиковать уже совершенное действие. Да и многие иностранные послы навсегда забыли дорогу в Хаюкави после разногласий с первой дамой Иллюзий.
И опять же, все без исключения как бы знали о причинах такой стервозности. Потому что бывшая баронета выполнила свое обещание и рожала практически каждый год. Причем однажды родила тройню и три раза – двойню. В итоге за двенадцать первых лет супружества она родила Федору шестнадцать детей!
И все подвижные, шустрые, здоровей не бывает. Про таких говорят «Огонь девка!» или «У парня шило в одном месте!»
Первому сыну уже исполнилось девятнадцать. Самой младшенькой из последних трех подряд девочек – восемь. Дворец до сих пор не развалился от их забав и опасных игрищ, конечно же, но его изрядно и частенько потряхивало. Да и стоял он благодаря бдительности и усердию сонма строительных духов, которые моментально заделывали малейшую трещинку в стенах вокруг хлопающих дверей, закрашивали пятнышко от брызнувшего на потолок шампанского или устраняли пятнышко ржавчины на окантовочном металле, куда попадали раскаленные головешки неотрежиссированных салютов.
Мало кто знал, но как раз именно дети являлись не раз и не два той причиной, по которой императрицу могли отправить в почетную ссылку. Потому что Федор каждый раз вздрагивал и покрывался потом от звучащей доверительно фразы:
– Милый, спешу тебя обрадовать, я опять беременна.
– Когда?! – орал он, не в силах скрыть бешеную радость. – Когда ты успела?! Мы ведь предохранялись!
– Я не виновата, – пускала слезинку прекрасная Мелиет. – Потому что залетаю только от одного вида твоего обнаженного… тела.
Бороться с такими «залетами» стали уже после четвертых родов. Но все оказывалось безрезультатно. Не помогали все известные магические контрацептивы. Аллегорически выражаясь, хватало обычного сквозняка между спальнями супругов. Это вызвало вполне логичное недоверие именно в своем отцовстве. Но самые бесстрастные и подкованные в медицине духи всегда доказывали своему владыке: рогов нет, спи спокойно.
Наивные! Как тут уснешь, когда вокруг такое творится? А для успокоения лучше всего помогал секс, император поддавался на ласки своей избранницы и… Потом опять бурно радовался, чуть ли не заламывая руки и кусая локти.
И только когда Федор добрался до восьмидесятого уровня, то благодаря одному из новых умений сумел временно отключить в себе «краник», отвечающий за рождение потомства. Но шестнадцать отпрысков – это уже… всемирный авторитет.
И кошмар! Натуральный кошмар, справиться с которым человеку, занятому управлением целой империей, – непосильное бремя. При всей, так сказать, любви к детям, даже поругать их толком не получалось. Эти самые дети из отца веревки вили и творили что хотели. Если бы не мать…
Так что, когда подошел пятнадцатилетний срок, Федор и не вспомнил о возможности дать отставку той единственной, которая умела навести порядок и дисциплину в рядах и колоннах растущих потомков.
Жил. Правил.
Ну и вот собрался отпраздновать двадцатую годовщину своего насильственного (все-таки это духи заставили его жениться!) брака.
У Виктора Алпейци, императора всего рыцарства, тоже все складывалось не наилучшим образом. Хотя вина в этом его супруги Бьянки Лотти (тоже, по мнению большинства, порядочной стервы, да еще до недавнего времени одноногой) не являлась краеугольной. По своей проблемности Бьянка, тоже выходец с Земли, из Италии, оставалась на втором месте.
А вот на первом уверенно шли древние, незыблемые и порой до крайности глупые законы вольного рыцарства. Прежде Первый Рыцарь избирался в ходе целого сонма отборочных турниров, ну разве что ему позволялось вступать в противоборство уже на второй половине дистанции. В любом случае оставаться лучшим два года подряд удавалось лишь легендарным воинам. А тех, кто оставался с подобным титулом три года подряд, насчитывалось в истории всего пятеро. Слишком уж сложно было править баронством Жармарини, да еще и поддерживать самого себя в наиболее великолепной физической форме.
Ну и когда баронство стало королевством, а потом и разрослось на всю одноименную империю, большинство рыцарей проголосовало за сохранение древнего закона. Еще бы! Ведь каждый истинный рыцарь себя в душе мнил самым, самым, самым и втайне лелеял мечту когда-нибудь да прорваться в финальный турнир по изломанным костям своих соперников. А там… Почему бы и не примерить на себя регалии Первого, а вместе с ними и корону императора?
Ибо именно такие вот тонкости процессуальной казуистики существовали в законах. Там еще много других имелось тонкостей, но именно эти ни единого дня не давали расслабиться Виктору на троне. И не потому, что он желал именно себя видеть обладателем короны и единоличным властителем, а потому что понимал: достаточно одного года неумелого правления, и мощная, единая империя распадется на сражающиеся до смерти удельные княжества. Следовало хотя бы лет пять продержаться именно в таких вот рамках. Еще лучше десять, когда наступит возможность хоть как-то подкорректировать устаревшие законы.
Поэтому первым делом были проштудированы внимательно те самые «мелкие тонкости». И это принесло свои плоды. Результат того стоил. Отыскался закон, что Первый Рыцарь может начинать участие в турнирах только в последней четверти, если он во главе штатной армии совершит победоносную войну.
Вот и пришлось землянину каждый год воевать. Не всегда большой кровью и не всегда с врагами. Ибо последних фактически и не было в пределах империи. А посягать на целостность соседних – такое в голове не укладывалось. Войны устраивались скорей потешные, весьма похожие на крупномасштабные маневры. Но мало кто догадывался, чего стоило Виктору все эти войны или столкновения организовать, спровоцировать, сделать так, чтобы они казались настоящими, и выходить из них победителем.
