Синяя Мальва улыбнулась и провела пальчиком по своим розовым, изящно очерченным губам. Очень мягким, если судить по внешнему виду.
— И плохих мальчиков, и плохих девочек, милый. Но мальчиков интереснее.
Гензель прицелился точно меж тускло горящих янтарных глаз на деревянном лице.
— А вот об этом и не думай, проклятая кукла. Иначе я быстро пущу тебя на стружку.
Синяя Мальва погрозила ему пальцем, отпустив еще одну лукавую и обворожительную улыбку, одновременно и мягкую, и бритвенно-острую:
— Ай-яй-яй, Гензель. Совершенно недопустимо говорить подобные слова. Это очень грубо. Очень гадко. Если ты будешь вести себя невежливо, мне придется тебя наказать. А я умею это делать. Лучше, чем ты можешь себе представить.
Гензелю пришлось напрячь всю волю, чтобы заставить себя вновь открыть рот.
— А ты заткнись, шлюха Варравы. Пока я не отправил тебя вслед за твоим блохастым псом.
Ему показалось, что лопнули невидимые медные струны, обвивавшие его грудь и медленно душившие. Не все, но многие из них. Он частично вернул себе контроль над телом, пусть уставшим и слабым.
Бездонные глаза Синей Мальвы потемнели. Они больше не смеялись, не улыбались ему, теперь они лучились энергией другого рода — гибельной, тяжелой, отравляющей. Но даже злость не могла испортить красоты идеального лица, лишь выгодно оттенила и заострила его черты.
Шелестя бесчисленными лентами, Синяя Мальва повернулась к деревянной кукле.
— Брутти, теперь я могу позаниматься с этим упрямым мальчишкой? Или ты хочешь, чтобы это сделал Перо?
Бруттино молчал недолго, несколько секунд. Когда он заговорил, его глаза, как и прежде, горели ровным янтарным огнем.
— Он твой. Но обращайся с ним аккуратно. Я хочу сохранить хотя бы голову.
— Как скажешь, милый, — улыбнулась Синяя Мальва, грациозно потягиваясь, ее огромные глаза пылали синим ледяным огнем, от которого Гензеля пробрало до самого позвоночника. — Ты даже не представляешь себе, до чего я могу быть аккуратной…
17
В этот раз Синяя Мальва не остановится, понял Гензель.
Она приближалась к нему своей летящей бесшумной походкой, за спиной трепетали синие ленты, а на лице сверкала улыбка, которая в одно мгновение казалась скромной и застенчивой, но уже в следующее — торжествующей и похотливой. Руки Синей Мальвы были опущены вдоль тела и пусты, но Гензель отчего-то знал, что оружие ей и не понадобится. Она сама была оружием. Самым страшным видом оружия, в котором рефлексы жертвы бессильны распознать опасность.
Гензель вспомнил цветы Железного леса, о которых когда-то давно им с Гретель рассказывал отец. Эти цветы выглядели отталкивающе и уродливо — огромные шипастые бутоны, скрученные в жгуты листья, зловонный запах, разносящийся далеко вокруг, похожий на смрад разлагающегося мяса. Однако именно в этом запахе крылось коварство цветов. Какая-то его нотка, незаметная в общем смраде, обладала способностью привлекать людей, притягивать их, отключая все мысли и чувства. Едва ощутив этот запах, люди не думали ни о чем другом, кроме как о том, чтобы прикоснуться к этому волшебному и прекрасному цветку, попробовать его нектар. И брели, слепо переставляя ноги, забывшие обо всем, кроме этого манящего аромата. Иногда их находили позже, в раздувшихся, как старые винные бочки, бутонах, булькающих и дрожащих. Эти люди заползали в цветок и, отведав нектара, оставались там навсегда, не обращая внимания на то, что растение тем временем медленно переваривает их, поглощая все соки человеческого тела. Им важен был лишь запах этого цветка, что же до боли, они ее вовсе не ощущали. Для сотрясающегося в пароксизме блаженства тела боль делалась чем-то не имеющим значения. Клетки тела прекращали существование одна за другой, но не поднимали тревоги.
И сейчас, глядя за тем, как приближается Синяя Мальва, Гензель ощутил себя во внутренностях такого же цветка. Безумного, душистого и смертоносного. Который уже постепенно начал переваривать его, хотя оглушенное тело еще не чувствовало этого.
— Какие у тебя ужасные зубы, — прошептала Синяя Мальва, складывая изящные руки на груди. — Наверно, их очень тяжело чистить каждый день?
Гензель попытался что-то сказать, но губы слиплись, язык одеревенел. И, что еще хуже, сознание мягко поплыло, мгновенно лишив тело привычного контроля. Это было паршиво, это было очень паршиво, но мысль эта, беспокойно зудящая, оказалась запертой где-то в самой глубине мозга. Сознание отказывалось паниковать — напротив, оно ликовало, ощущая кипящие во всем теле страстные соки, бурлящие и бьющие фонтанами. Оно смеялось, ощущая запах свежего юного цветка, оно вычеркнуло все, что не было связано с Синей Мальвой, — и деревянную куклу, внимательно глядящую на Гензеля из полумрака, и стеклянный купол саркофага, и все прочее. Ничего из этого больше не имело значения и не существовало. Весь окружающий мир медленно растворялся, а его составляющие канули в небытие. Узкие, набитые мулами улицы Вальтербурга. Мертвый шарманщик. Опустевший театр. Нелепый ключ из потертого металла. Беловолосая геноведьма. Все таяло, до тех пор пока единственными существами во вселенной не остались они двое: онемевший от своего счастья Гензель — и девушка с синими волосами.
— Иди сюда… — Он даже не мог понять, мысль это была или слова.
Содрогающийся в приступах накатывавшей эйфории и одновременно парализованный, Гензель даже не заметил, как мушкет упал на пол: пальцы разжались сами собой, перестав получать сигналы от мозга.
Синяя Мальва.
Он влюбился в нее еще в тот миг, когда впервые увидел, в смрадном зале «Трех трилобитов». Просто отказывался признать это в своем слепом акульем упрямстве. Она — удивительное творение, вылепленное миллионами причудливых хромосомных сочетаний. Творение, которого просто не могло оказаться в омерзительном, пропахшем всеми человеческими пороками Вальтербурге. Но оказалось — в нарушение всех мыслимых законов геномагии и логики.
Флюиды их тел соприкоснулись, вступив в реакцию прямо в воздухе. Они были предназначены друг другу. Любовь к ней была заточена в его клетках, в его генетическом материале. И все мучения, вся неуверенность, вся боль последних лет происходили оттого, что он не мог ее найти. И нашел — на окраине мира, сам сперва не осознав происшедшего чуда.
— Ты милый, — сказала Синяя Мальва, грациозно поводя плечами. У нее были удивительные плечи, хоть и скрытые синим шелком, тонкие, как у подростка, трепетные, как тело юной стрекозы. И от мысли, что он может их сжать своими грубыми руками, у Гензеля весь мир покачивался перед глазами. — Ты ведь чувствуешь то же, что и я, наглый мальчишка?
— Да, — сказал Гензель, безотчетно улыбаясь и делая шаг ей навстречу.
Он видел лишь ее улыбку и губы, тоже, казалось, созданные из мягчайшего шелка. Бездонную синеву глаз. Озера, в которых величайшим счастьем было бы утонуть.
Это сказка, звенела, захлебываясь от восторга, мысль где-то в подкорке. Они нашли друг друга и встретились. Теперь все будет хорошо, как и полагается в настоящей сказке. Они уедут отсюда. Вместе, он и она. Люди, которые не должны были встретиться, но встретились в самый неподходящий момент. И они будут счастливы вместе, где бы отныне ни оказались. Им больше не будет дела до геноведьм, деревянных кукол и никчемных пробирок. Они будут жить долго и счастливо.
