— Вы так сильно спешите?
— Угу, — выдавил Гензель, его запас красноречия, и так небогатый, стремительно иссяк. — Нам пора. Извините.
Геноведьма взглянула на него с укоризной:
— Как это невежливо — убегать, едва только завязалась интересная беседа. Впрочем… Лучше бы вам не торопиться, дети. Вы получили от меня безопасность, пищу и ответы, но как знать, может, этим мои богатства не ограничиваются?.. Может, я могу предложить вам кое-что еще?
В запахе мяса Гензелю почудилось что-то лишнее. Вроде тонкого запаха гниения. Даже желудок, несколькими минутами ранее напряженно урчавший, вдруг напрягся, перестал выделять сок. Голос ведьмы звучал доверительно, ласково, мягко, но именно в нем ему вдруг почудилось что-то неладное. Может, именно так акулы, обитающие в морях, которые он никогда не увидит, чувствуют аромат яда в брошенной им наживке?..
— Что? — спросил он, не зная, как повести себя. — Что вы хотите нам предложить?
— Прежде всего — твоей сестре. — Геноведьма провела рукой по волосам Гретель, слегка разлохматив их, — точно легкий ветерок прошелся по заснеженному кусту. — Конечно, и ты в обиде не останешься, но она — прежде всего. Милая Гретель ведь на самом деле вовсе не обычный квартерон, каким ты, конечно, привык ее считать.
— А что с ней?
— Твоя сестра талантлива, это надо признать. В ее возрасте я демонстрировала сходные результаты. А это говорит о многом. Поэтому я могу дать ей кое-что большее, чем бесплатный завтрак, зверята. Я могу принять ее в обучение.
В горле вдруг появился огромный комок, точно Гензель попытался проглотить, не жуя, целую лепешку.
Гретель — в ученицы к геноведьме?.. Да скорее он отгрызет себе руку!
— Она квартерон, как и я, — отрезал Гензель, чувствуя предательскую слабость в груди. — Ей никогда не получить патента. Она не может стать геномастером!
— Разумеется, — мягко согласилась геноведьма. От ее ослепительной красоты Гензелю отчего-то стало душно. — Но она может быть геноведьмой.
Гензель упрямо мотнул головой, избегая ее взгляда. Но и на сестру он старался отчего-то не смотреть. Быть может, оттого что впервые в жизни ему было страшно узнать, что на нем написано. Или оттого, что он уже подозревал — что.
— Моя сестра не станет геноведьмой! — крикнул он, вспыхивая от негодования. — За это полагается костер!
— Только в вашем провинциальном Шлараффенланде, — невозмутимо усмехнулась геноведьма. — Но, насколько я понимаю, вы не торопитесь туда вернуться? Поверь, маленькая акула, в мире есть много мест, где опытная геноведьма может жить в свое удовольствие, не боясь костра.
— Например, в чаще Железного леса? — ядовито осведомился Гензель.
Это было слишком резко. Это граничило с грубостью. Глаза геноведьмы сверкнули. Неярко, но огонек этот был, несомненно, опасен.
— Не думаешь же ты, что я предлагаю обучение любой встреченной девчонке? Твоя сестра одарена. Геномагия даст ей богатство, могущество, безопасность и смысл существования. А что можешь дать ей ты, мальчишка с ужасными зубами? Смерть в здешнем ядовитом болоте? В когтях какого-нибудь кошмарного порождения? От голода? Вы всего лишь двое детей, заблудившихся в лесу, и вам не выбраться без помощи.
Живот делался все тяжелее. Приятное чувство сытости отчего-то стало слабостью, медленно ползущей из желудка по всем членам, связывающей их невидимой паутиной, гнетущей.
— Мы попытаемся, — пробормотал Гензель, чувствуя, что и язык начинает заплетаться.
Что же это такое? Отчего тело так клонит к земле? Почему перед глазами мелькают пестрые мошки? Гензель попытался сделать шаг к двери, но вдруг споткнулся и едва не упал. Как в тот раз, когда мальчишка на улице поставил ему подножку. Но в этот раз никто к нему не прикасался. Его нога просто врезалась в пол, отказавшись продолжить шаг. Гензель уставился на нее, чувствуя, как его вспотевшей кожи на животе и боках касаются скользкие хитиновые усики страха.
Геноведьма легко и беззвучно поднялась из-за стола. Бледная, в черном платье, она напоминала причудливую тень, дрожащую в неверном освещении лантернов.
— Ты слишком глуп для того, чтоб быть геномастером, звереныш. Слишком ограничен. Ты — кусок слежавшегося угля, которому никогда не стать алмазом. Но твоя сестра… Она из куда более прочного материала. Надо лишь огранить его, придать форму… Гретель! Гретель, пришло время тебе сказать свое слово. Хочешь ли ты остаться со мной и учиться у меня геномагии? Хочешь ли обрести безграничную власть над живой материей? Творить магию плоти?
Гензель с трудом повернулся. Голова казалась набитой влажными ватными тампонами, ужасно тяжелой и невероятно легкой одновременно. «Отрава!» — подумал Гензель, отчаянно сражаясь за свое тело, которое с каждой секундой все меньше оставалось сто собственным. Оно погружалось в стылые глубины подобно кораблю с огромной пробоиной.
Гретель привалилась спиной к стене. Кажется, она даже не могла оторваться от скамьи. Геноведьма подошла к ней, села напротив и вгляделась в бледное лицо. С удовлетворением, которое таяло на дне пересыхающего сознания, Гензель отметил, что растерянности и страха на этом лице не было. Напротив, в нем обозначилась твердость, которой он прежде не замечал. Твердость, из-за которой ему даже показалось, что это лицо не его сестры, а ее близнеца, сотворенного геномагией в пробирке.
Гензель тяжело привалился к столу, рук своих он не чувствовал, а ноги были уже бессильны выдержать вес тела. Кажется, у него осталось совсем мало времени. Он попытался залезть рукой в карман, где лежал нож, но рука лишь беспомощно дернулась раненой птицей. Он почувствовал, как неодолимая тяжесть, взгромоздившись ему на шею, тянет голову к столу. Кажется, уже трещит от непомерных усилий позвоночник…
Сейчас разум выключится, он это чувствовал. Гибельный яд пропитал все тело и забрался в каждую клетку. Единственное, от чего Гензель ощущал удовлетворение, — предвкушение того, как геноведьма разозлится, услышав отказ. Возможно, единственное, что он захватит с собой в темноту, будет выражение ярости на ее безупречном лице. И гордость за сестру.
— Глупые дети, — сказала геноведьма мягко, почти ласково. — Вы думали, что можно вломиться в дом геноведьмы, отъесть от него кусок и уйти как ни в чем не бывало? Какая удивительная наглость. Неужели вы не знали, что гости геноведьмы уходят, когда она этого захочет, а не когда им вздумается? Вы слишком ценны, чтобы умереть в каком-нибудь овраге. Даже сами не подозреваете, насколько ценны. Особенно ты, Гретель. У нас с тобой разный генокод и фенотип, но ты не представляешь, до чего мы внутренне похожи. В нас с тобой куда больше общего, чем у тебя с твоим братом. Там, куда вел тебя он, ты никогда не добилась бы ничего стоящего. Бастард, квартерон, городская чернь, пожива для Мачехи… Там, куда отведу тебя я, ты станешь хозяйкой геномагии, повелительницей плоти, властительницей тел и душ. Хочешь ли ты идти со мной дальше, Гретель? Хочешь творить настоящие чудеса?
