– Вы уже сказали, что считаете Высоцкого гением, а в нормальном человеческом общении это чувствовалось?
Для меня оценка человека как гения – прежде всего по его произведениям, а не по поведению. Поведение людей, которых мы называем суперталантливыми, гениальными, – оно в принципе неподконтрольно… Для меня важно еще – при всей гениальности и бесшабашности – его колоссальная работоспособность. Как сказал один из философов: «Гений, который себя не обуздывает и не работает над собой, подобен разлившемуся потоку. Сначала он заполняет собой все, а кончает мелкими лужами».
И у Володи было все, что необходимо для этого «коктейля гениальности». У него была феноменальная работоспособность, колоссальное умение расслабляться… Вот некоторые думают: а-а, он был алкоголиком… Да ни черта подобного! Все его нагрузки по накалу точно совпадали – он безумствовал, когда он пьянствовал, но когда он работал, то нагрузки, которые он нес, тоже были колоссальными! Создать и отточить такое творчество!.. Это были супернагрузки. Потому что он преодолевал как бы экстерном те пробелы в знаниях, которые у него были…
Для меня Высоцкий – прежде всего гениальная личность, цельная, как каменный якорь!
– Вы общались в Париже, а по телефону часто разговаривали?
Да, часто… И очень смешно… Внешне казалось, что он грубый человек. И действительно, когда ему был кто-то неприятен, то Володя никогда этого не скрывал. У него появлялась такая ершистость, он мог так «запулить», что иногда даже мне – человеку довольно невоспитанному – становилось неловко. Он мог, как говорят в России, «обрезать»…
Но с другой стороны, если он кому-то открывался… Для меня Володя был одним из нежнейших людей. Физически я крупнее Володи, а тогда я еще занимался спортом… Но он однажды услышал, как моя жена называет меня «птичкой», и Володе это страшно понравилось…
Звонит телефон:
– Птичка моя, как живешь?
– А какова история стихотворения Высоцкого, обращенного к вам, которое лежало в июле 1980-го на вашем столе?
Я о нем ничего не знал… Он просто написал это стихотворение и оставил. Оно лежало на столе. И когда я вернулся, я его нашел. А говорили мы с ним буквально за несколько недель до смерти. Я ему сказал: «Володька, давай жить назло». Он ответил: «Попробую». Сел в самолет и улетел.
У меня было такое… с моим отцом. Отец не знал, что меня выгоняют из России, что я уезжаю навсегда… Он занял у меня три рубля, похвастался новой формой – у него было пожизненное право ношения военной формы – и сел в такси. Он жил в Пушкине, а я на Загородном… А я-то знал, что уезжаю навсегда, и думаю: запомнить! И сделал такой стоп-кадр – вот отец… эта шинель, фуражка, погон блеснул… Ведь, может быть, я вижу отца в последний раз… Так оно и случилось.
И когда я в последний раз обнял Володьку… Я улетал в Грецию, он – в Москву, он ехал в одной машине, а я – в другой… Володя был в такой желтой курточке… Я помахал ему и думаю: «Последний раз вижу или нет?» Оказалось, что последний…
А когда вернулся и прочитал… Оказывается, и Володя знал, что в последний раз… Почему? Я не знаю… Может быть, он предчувствовал?
Вспоминай всегда про Вовку,
Где, мол, друг-товарищ?…
– Кроме тех стихотворений, о которых вы говорили, у вас хранятся еще какие-нибудь рукописи Высоцкого?
Нет. Когда мы работали над трехтомником, то пользовались только копиями. После смерти Володи Марина отдала мне его так называемые «дневники». Но, в общем, там не было никаких дневников… Обрывки фраз, записи по две-три строчки… Там я нашел забавное: «Без зверей мы бы озверели». Но к архиву Володя относился серьезно. Он видел, что я все собираю… У меня все подписано, в папках. Мой порядок его поражал всегда. И однажды я ему сказал: «И ты точно так же должен относиться к своему творчеству». Он согласился: да, я должен все собирать, систематизировать и прочее…
– В квартире Высоцкого на Малой Грузинской хранится ваш альбом с такой надписью: «Драгоценному певцу Русской идеи Володе Высоцкому от Володи Шемякина». Почему от Володи Шемякина?
– А-а… Несколько раз, когда мы попадали в какие-то газеты (и даже после Володиной смерти), – то почему-то часто писали: Михаил Высоцкий и Владимир Шемякин. Мою мать напугали… Один француз позвонил ей из Москвы и сказал: «Я не хочу вас расстраивать, но вот сейчас появилось сообщение о смерти… Я не совсем понял, но вроде бы там написано, что скончался… ваш сын». У матери была истерика.
У меня до сих пор хранится газета – когда-нибудь я вам покажу – там снимок… Мы сидим с Володей друг против друга, и написано: «Сегодня скончался большой бард России – Михаил Высоцкий».
А почему певец Русской идеи? Потому что для меня Володя и есть певец Русской идеи! В нем была эта несгибаемость духа!
– Сегодня вы впервые были на Ваганьковском кладбище, поклонились могиле Высоцкого. Ваше отношение к памятнику?
В этот момент… мне не до памятника было… Но я видел его и на фотографиях, а теперь увидел в натуре. Мне памятник нравится.
Можно было сделать тот «заумный» памятник-камень, осколок метеорита. Но не нужно забывать, что Володя – поэт народный. Хотя для меня он – поэт в самом высоком смысле этого слова, и очень утонченный. Но тем не менее эта любовь всенародная существует…
Иногда люди произносят речи в память кого-то, и без этого тоже нельзя. Этот памятник – как бы произнесенная речь, без которой не обойтись.
Я понимаю, что, может быть, это не шедевр и не совсем то, что хотели бы видеть друзья. Но друзья могут нормально прийти и просто помолчать минуту…
Пусть он слишком расшифрован, если можно так сказать… Но ведь он был сделан уже давно, верно? Памятник был сделан в нужный момент, там есть эта закованность… Люди ведь идут – туда приходит поклониться вся Русская земля, поэтому нужен какой-то образ.
И я думаю, что в таких святых местах ничего так просто не делается. Раз уж так Бог решил, значит, так нужно.
1989
* * *
Михаилу Шемякину – чьим другом посчастливилось быть мне!
Как зайдешь в бистро-столовку,
По пивку ударишь, —
Вспоминай всегда про Вовку —
Где, мол, друг-товарищ?!
И в лицо трехстопным матом —
Можешь хоть до драки!
Про себя же помни – братом
Вовчик был Шемяке.
Баба как наседка квохчет.
(Не было печали!) Вспоминай!!!
Быть может, Вовчик —
«Поминай как звали!»
M.Chemiakin – всегда, везде Шемякин,
А посему французский не учи!..
Как хороши, как свежи были маки,
Из коих смерть схимичили врачи!
Мишка! Милый! Брат мой Мишка!
Разрази нас гром!
Поживем еще, братишка,
По-жи-вь-ём!
Po-gi-viom.
[до 10 июня 1980]
Никита ВЫСОЦКИЙ
[61] «Память об отце – наше семейное дело»
– Никита, так получилось, что жизнь, в общем, оказалась посвящена памяти отца. Собственное актерское творчество заброшено или почти заброшено и, по сути дела, принесено в жертву этому делу – памяти об отце. Не жалеете иногда об этом?
