Не сыграл, хотя и репетировал: Оргона в «Тартюфе», Обуховского в «Часе пик», Мунка Ду в «Турандот» и Ивана Бездомного в «Мастере и Маргарите».
Так вот, о пьесе Гр. Бакланова. Уйдя от центральной роли, Володя не сумел отказаться от спектакля и долгое время в военных сценах выходил-разрезал по центру зала и действия в плащ-палатке и с гитарой. Вся роль – размер песни. «Мы вращаем землю…» Но что этот проход значил – трудно переоценить. И песня могучая, и пел ее Володя всегда… как всегда, да и годы пришли тогда – всесоюзного признания…
1975 год – «Вишневый сад». Хоть и не все было ладно в воздухе театра, хоть и запахло впервые расколом и дрязгой нетаганского происхождения – все же в памяти держится уверенной белой птицей образ эфросовской первой премьеры – в театре, который его с любовью пригласил на чеховскую постановку… Превосходный дуэт был – Демидова и Высоцкий. Было в Володином Лопахине, помимо жаркой страсти к праздным чудакам, к Раневской, к их миру, к их породе, – было и некое добавление от себя… Он уже не мог утолиться, если выходил за пределы песенного контекста. Так нынче кажется. И вот, ставши владельцем имения, нежный, влюбленный, щепетильный Лопахин-Высоцкий ломает роль к чертям, гуляет, хохочет, чуть не плачет – «отчебучивает» нового хозяина.
Одни зрители свирепели, другие восхищались. Роль была сыграна великолепно и мастерски, и переиграть Высоцкого в данной структуре вряд ли возможно. Что и доказано со временем. Без Высоцкого ушла душа спектакля.
«В поисках жанра» – не спектакль, а авторский вечер. Он выскочил в репертуаре как из-под колес – нежданно. Отменяя по болезни актера спектакль, предложили уже сидящему залу вернуть билеты, а кто хочет – посмотреть концерт из того, что мы сами… в свободное время… Бурные аплодисменты. Ни один не двинулся с кресла. Съехались Высоцкий, Межевич, Золотухин. Были в тот вечер и Филатов, и я. Так родился этот вечер. Менялись исполнители и номера, неизменным был Владимир Высоцкий. Он связывал все выступления и очень строго хвалил всех своих сотоварищей, кто умеет сочинять, музицировать, пародировать, пантомимировать… И конечно, пел свои песни.
Последний спектакль – в последнем году жизни. Свидригайлов в «Преступлении и наказании». Благодаря авторской воле Юрия Карякина (инсценировщика) именно этот персонаж стал центром притяжения оригинального и сильного представления. Сложнейшая роль в мировом репертуаре – и такое грациозное ведение, очень мужское, уверенное зрение героя Высоцкого на Раскольникова – А.Трофимова, на сцену, на публику и – что особенно тревожило тех, кто в зале, – на себя самого. Вот так теперь и видится: как поэт в нем предвидел свой срок, так и актер через трагическое исполнение последней роли утверждал предчувствие прощания…
Один спектакль я обошел в перечислении. После «Гамлета» был выпущен и сразу запрещен – «Берегите ваши лица». Стихи Андрея Вознесенского. Дважды сыграли на публике. Не знаю, согласится ли со мной автор, но не будь Высоцкого среди нас, исполнителей, никому из начальства в голову бы не пришло чинить препятствия. Впрочем, не будь Высоцкого, не было бы и спектакля. Помимо наших общих сцен-чтений и сцен-пантомим Володя участвовал и как соавтор Вознесенского, и как «сокомпозитор» Б.Хмельницкого. «Я изучил все ноты от и до» – это первая его вещь, и звучала она в первой трети спектакля, когда мы на черных подъемниках, на ярком фоне в черных же свитерах восседали всемером, точно воробушки либо ноты, – «от и до». А во второй половине, в сцене, где речь шла об убийстве Кеннеди, Володя с верхнего подъемника всем нам, стоящим перед ним, и залу, сидящему позади нас, пел гениальную «Охоту на волков»… И здесь я ставлю точку.
Так случилось на данном перекрестке театральной судьбы, что наш Театр на Таганке сыграл какую-то важную роль. Может быть, в будущем окажется, что и наше поколение в истории Отечества сыграло немаловажную роль. И тогда же будет отмечен безусловный факт: в главной роли в нашем поколении выступил артист Владимир Высоцкий.
В 1980 году на служебном входе раздался звонок. Шутник спросил по телефону: «Кто у вас сегодня играет Высоцкого?» И вахтер, не моргнув, ответил: «Гамлет!».
1986
Валерий ЗОЛОТУХИН
[13] «Всё в жертву памяти твоей…»
23.03.1968
Вот ведь какая наша судьба актерская: сошел артист с катушек, Володька, пришел другой, совсем вроде бы зеленый парень из Щукинского, а работает с листа прекрасно, просто «быка за рога», умно, смешно, смело, убедительно. И сразу завоевал шефа, труппу, и теперь пойдет играть роль за ролью, как говорится, «не было счастья, да несчастье помогло». А не так ли и Володька вылез, когда Губенко убежал в кино и заявление на стол кинул, а теперь сам дал возможность вылезти другому… но и свои акции подрастерял… то есть уж вроде не так и нужен он теперь театру. Вот найдут парня на Галилея – и конец. Насчет «незаменимых нет» – фигня, конечно; каждый хороший артист – неповторим и незаменим, пусть другой, да не такой; но все же веточку свою, как говорит Невинный, надо беречь и охранять, ухаживать за ней и т. д. Чуть разинул рот – пришел другой артист и уселся на нее рядом, да еще каким окажется, а то чего доброго – его нет, и один усядется. Я иногда сижу на сцене – просто в темноте ли, когда другой работает, или на выходе – и у меня такая нежность ко всей нашей братии просыпается… Горемыки! Все мы одной веревочкой связаны: любовью к лицедейству и надеждой славы – и этими двумя цепями, как круговой порукой, спутаны, и мечемся, и надрываемся до крови, и унижаемся, и не думаем ни о чем, кроме этих своих двух цепей.
26.03.1968
Высоцкий в Одессе. ‹…›
Губенко готовит Галилея. Это будет удар окончательный для Володьки. Губенко не позволит себе играть плохо. Это настоящий боец, профессионал в лучшем смысле, кроме того что удивительно талантлив.
02.04.1968
‹…› Сегодня утром Володя принял первый сеанс лечения. Венька [Смехов] еле живого отвез его домой, но вечером он уже бодро шутил и вострил лыжи из дома. Поразительного здоровья человек. ‹…›
Но самое главное – не напрасны ли все эти мучения, разговоры-уговоры, возвращение в театр и пр. – нужно ли Высоцкому это теперь? Чувствовать себя почему-то виноватым, выносить все вопросы, терпеть фамильярности, выслушивать грубости, унижения – при том что Галилей уже сыгран, а с другой стороны, появляется с каждым днем все больше отхожих занятий: песни, писание и постановка собственных пьес, сценариев, авторство, соавторство – и никакого ограничения в действиях. Вольность и свободная жизнь. Не надо куда-то ходить, обязательно и строго вовремя, расписываться, играть нелюбимые роли и выслушивать замечания шефа и т. д. и т. п., а доверия прежнего нет, любви нет, во взаимоотношениях трещина, замены произведены, молодые артисты подпирают. С другой стороны, кинематограф может погасить ролевой голод, да еще к тому же реклама. Я убежден, что все эти вопросы, и еще много других, его мучают, да и нас тоже. Только я думаю, что без театра он погибнет, погрязнет в халтуре, в стяжательстве, разменяет талант на копейки и рассыпет по закоулкам. Театр – это ограничитель, режим, это постоянная форма, это воздух и вода. Все промыслы возможны, когда есть фундамент. Он вечен, прочен и необходим. Все остальное – преходяще. Экзюпери не бросил летать, как занялся литературой, совершенно чужим делом. А всё, чем занимается Володя, это не так далеко от театра – смежные дела, которые во сто крат выигрывают от сотрудничества с театром.
