Когда я это видение записал, показал Арсению Тарковскому. Арсений Александрович жаловал меня своей дружбой. Я показал ему эти стихи, и он сразу угадал две последние строчки, от которых я начал идти вверх.
А было еще одно стихотворение, посвященное Высоцкому. История его такова. В 1977 году я потерял отца и сильно переживал это. Это была первая серьезная смерть, которую я пережил. Мне было сорок лет тогда. Год он мне не снился. Потом приснился – резким, свободным, веселым и голодным. И я помню, что во сне моем он жадно поедал макароны из кастрюли, чего он никогда бы себе не позволил. Макароны падали, он продолжал их есть. Такой бомж межзвездный – и в то же время свободный и веселый. Я понимал во сне, что это встреча загробная, и спросил его: «Сколько мне осталось?» Он мне выкинул два пальца, и я от этого числа и отсчитал два года. Сон был в ночь на 25 июля 1978 года.
25 июля 1980 года мне казалось, что у меня все в порядке, я был влюблен в свою будущую жену. Она уехала в экспедицию, а мне оставила ключи от своей квартирки. Я пошел к ней в пустую квартиру. Я решил, что если со мной что-то случится, то пусть я буду в этой комнате.
Я сел, положил руку на книгу. Это оказалась Библия, я стал читать. Потом почувствовал какое-то жжение на груди. Оказалось, что вся комната набита клопами, которые меня кусали. Оставшуюся часть ночи я провел в битве с клопами. Естественно, я забыл про предсказание, день прошел – и я понял, что не надо быть суеверным, если ты – верующий человек.
Утром я вышел из квартиры и узнал, что умер Высоцкий, после чего написал стихотворение «Памяти Высоцкого». Оно заканчивается так:
Я не умер, я не умер,
Я не умер – вот мотив.
Неужели это в сумме
Означает, что я жив?
Была ли какая-то связь с моим сном? Честно говоря, не знаю, утверждать не берусь, но такой факт был. Само рождение этого стихотворения является фактом. Помечено оно 28 июля, я собрался писать его не сразу, не сгоряча. Это стихотворение было издано в сборнике, который вышел к моему шестидесятилетию в издательстве «Пушкинский фонд». Назывался сборник «В четверг после дождя», это моя первая поэтическая книжка. Там есть оба стихотворения, о которых я вам рассказал. Вот эти стихи каким-то невидимым образом связали меня с Владимиром Высоцким.
2011
P.S. Всё вышеизложенное не текст, а случайный документ. Это интервью было записано по телефону, из Америки. Настоящий постскриптум я бы обозначил как «К 80-летию Указа о запрещении абортов». Единственная неточная строчка Высоцкого в хорошей песне – «час зачатья я помню неточно… но зачат я был точно порочно по указу от 37-го». Тридцать седьмой год более знаменит, чем тридцать шестой из-за репрессий (а Высоцкий родился в 38-м), может, поэтому и ошибка. Больше ошибок я за ним не знаю. Хоть он не воевал и не сидел, ни уголовником, ни альпинистом не был. Я не видел его ни в театре, ни на сцене, – но он так умел войти во всенародную судьбу страны, в сам образ народа, что какой он артист, и рассуждать не стоит. Всё, что он спел и пережил, повернуло массовое сознание народа не менее, чем запретный Солженицын. На магнитофонную ленту цензуры не было, это первая наша гласность, и он первый ее поэт. Поэт на этот раз прежде всего.
Была еще одна виртуальная встреча. Когда я сам прошел свой «туннель» в 1994-м. Мне приснилось, что я на том свете и озираюсь где-то в туманной местности, в коридоре, огороженном колючей проволокой. Первым знакомым, встретившим меня, оказался Высоцкий. Я не стал с ним обсуждать, умер ли он вместо меня. «И огромный этап – тысяч пять – на коленях сидел» – любимая моя строка из его песен. Так странно мне, старику, пережившему его уже несколько раз после его смерти, вдруг было понять, что он младше меня даже по рождению, хоть и на одну всего беременность. Я занимался немножко восточным календарем, он не вполне совпадает с общепринятым. Тридцать седьмой год – год красного быка – кончается лишь к февралю 38-го. Высоцкий последний в ряду наших вынужденных рождений. Ну и Беллы тоже уже нет.
2016
ПАМЯТИ ВЫСОЦКОГО
С дорожденья горечь хины
Я познал как жизни вкус:
Выжить – нам важнее кино —
любых других искусств.
Начинал я – то, что надо —
С глада, хлада и свинца,
Но на жизнь мою блокады
Не хватило до конца.
Недоумер и от водки,
Не свалился со стропил,
И не сделалась короткой
Та, где я страдал и пил.
И кирпич не откололся
Ни один мне промеж рог,
И на нож не напоролся —
В этом тоже виден рок.
Потрясет лишь лихоманка
Да помучает прострел…
Не сгорел я вместе с танком
И без танка – не сгорел.
И хотя не ведал броду,
Изживал в себе раба,
Но не умер за Свободу —
Ждал Судьбы, но не судьба…
От разлуки, от печали,
Горя, боли и стыда —
Раз не умер я вначале,
Значит, больше никогда.
Горстка образного праха
Эти смерти… Знали б вы!
Как не умер я от страха…
Как не умер от любви!
В жизни, как звезда успеха,
Светит нам частица «не»:
Я не умер, не уехал
И не продался вполне.
Глубже истины не выдашь
И не превзойдешь умы:
«Раньше сядешь – раньше выйдешь»,
«От тюрьмы да от сумы…»
Дом казенный – свет в окошке —
Нас в обиду нам не даст.
Недомучит понарошке,
Через век переиздаст.
Я не умер, я не умер,
Я не умер… вот мотив!
Неужели это в сумме
Означает, что я жив?
28 июля 1980
Андрей СИНЯВСКИЙ
[49] Певец и сочинитель песен
– Андрей Донатович, кто для вас Высоцкий в первую очередь? Актер? Поэт? Бард? Как вы его видите?
Певец и сочинитель песен в первую очередь, конечно. Но для начала я хотел бы просто рассказать в таком чисто житейском, бытовом плане, откуда я знаю Высоцкого.
Я его давно очень знал. Просто в силу случайных обстоятельств я преподавал в Школе-студии МХАТ. Я уже не помню, в каком году это было, но так оказалось, что Володя Высоцкий был моим студентом. И как-то мы вместе с женой пригласили просто всех этих студентов к себе домой. Кажется, это было после того, как они закончили курс. Они пришли, мы веселились. Они пели разные песни. В том числе был и Володя. Тогда он пел песни не свои, он пел блатные песни, очень хорошо. А блатные песни я очень люблю. Помнится, он пел Окуджаву. Вот. И как-то совершенно незаметно со временем перешел к сочинению собственных песен.
