– И что?
– Начал сверлить. Сверло вылетело. Выбило ему глаз.
– А ты кулачки хорошо зажми.
– Макарова!
Он поднял голову и мрачно посмотрел на меня.
– Макарова, я этого никогда не делал раньше. У нас дома этим занимается отец. Или дед, если отец в командировке.
Фокс посмотрел на дверь.
– Я даже не понимаю, где я должен сверлить, – проговорил он с несчастным видом.
– Вот тут.
Я показала пальцем место у ручки.
– Откуда ты знаешь?
– Видела, как папа сверлил. У нас тоже только он всё делает. Но я тогда рядом стояла и запомнила.
– А кто у вас заперся, опять она?
– Не, никто. Просто дверь сама. В комнату.
– Ну покажи, где!
– Да там сменили уже дверь. Дырища была ого-го. Мама тогда папе сразу сказала: давай везде замки сменим.
– А он чего не сменил?
– Ну он такой, знаешь… Творческий. Увлекался всё, забывался.
– А чего ты в прошедшем времени говоришь, он ушёл, что ли, от вас?
– Никуда он не ушёл! Слушай, хорош тут время затягивать. Давай, зажимай свои кулачки. Сверлить надо тут. Сделаешь дырку. И отожмем «собачку».
– А твой отец сверлил точно такую же дверь?
– Конечно, – устало сказала я, – и…
Вдруг я замерла: из ванны послышались всхлипывания.
– Кьярочка, что случилось?
– Я стирала носочки… А один упал! Не могу его достать!
– И не надо! – заорала я, представив, как носочек затыкает сток, вода набирается и…
– Отойди от раковины! Кьяра! Немедленно!
А Фоксу сказала:
– Или ты сейчас начнешь сверлить, или я включу её сама и просверлю тебе ногу.
А потом снова Кьяре:
– Малыш. Сядь на пол и жди! К тебе сейчас прилетит пчёлка.
Пчелка
Наконец Фокс вставил в дрель сверло. Я нашла в кладовке удлинитель, протянула его из кухни в ванную. Фокс встал на одно колено перед дверью. Он и так всегда бледный, а тут просто позеленел от напряжения. Вытаращил глаза и закусил губу. Зажмурил один глаз и…
– Подожди! – скомандовала я. – Кьярочка! Не пугайся! Это пчёлка летит!
– А где она? – спросила Кьяра, но тут Фокс, что-то пробормотав, начал сверлить.
Послышался жуткий звук, и длился он бесконечно.
– Хватит! – крикнула я. – Выключай! Она там…
Звук стих. Как я и думала – Кьяра рыдала.
– Милая, маленькая моя, не плачь. – Я до крови прикусила указательный палец, чтобы не разрыдаться вместе с моей девочкой. – Заинька, скоро всё кончится, это чуть-чуть рычания, и всё…
– Рычания? – сквозь слёзы проговорила она. – Там лев?..
– Нет, там не лев, там…
У меня замкнуло в мозгах. Я ничего не могла придумать.
– Слушай, – сердито сказал Фокс, – чего ты ей голову морочишь? Она же не маленькая. Скажи ей, как есть!
– Не маленькая?! Ей ещё трёх нет!
– Тьфу, – сплюнул он, – ну ты и нянька. Только сюсюкать можешь. Эй! Кьяра! Слышишь меня?
– Да, – прорыдала она, – ты мой папа?
– Да нет! Меня зовут дядя… Ну в смысле просто Рома. Поняла? У меня тут дверь. Тьфу, дрель. Так вот. Она такая… Жужжит.
– Я слышала… Я боюсь! Я к маме хочу!
– Мамы нет, – сказал Фокс.
– Да блин, правдоруб! – чуть не заплакала я. – Она же сейчас…
Кьяра действительно разрыдалась ещё громче. Фокс поморщился.
– Зато есть Лиза! К Лизе ты хочешь? – крикнул он.
– Да!
– Так вот. Сейчас я просверлю дырку. И открою дверь. И ты пойдёшь к Лизе. Договорились?
– А чем ты будешь сверлить?
– Дрелью. Она жужжит вот так.
Фокс включил дрель и тут же выключил.
– Страшно!
– Да, страшно, – согласился Фокс, – но это просто инструмент. Обычный. Он не кусается.
– Инструмент?
– Как в «Фиксиках»! – вспомнила я. – Помнишь, мы смотрели «Фиксиков»! У них микроволновка сломалась! Они её чинили. Кьяра, помнишь?
– Да. А спой!
Фокс посмотрел на меня. Я шмыгнула носом.
– Лиза!
– Да, Кьярочка. «А кто такие фиксики, большой-большой секрет!» – затянула я, и малышка стала подпевать.
– Так, фиксики, – сказал Фокс, – врубаю. Готовы?
Когда он выключил дрель на этот раз, Кьяра всё пела.
Фокс сходил за отвёрткой и принялся ковырять дырку в двери.
– А ты какой фиксик? – спросила Кьяра.
– Я синий, а ты? – сказала я.
– Я зелёный. А Рома, он какой?
Фокс фыркнул.
– Фиолетовый, ёлки, – сказал он. – Так, тётки. Приготовились. Сверлю.
Он сверлил, останавливался, ковырял отвёрткой, снова сверлил, а потом вдруг – «чпынь»! Он стукнул отвёрткой по «собачке». Отжал её. Схватился за ручку. Повернул…
– Кьяра! – крикнула я, бросаясь в ванную.
Конечно, она стояла босиком. На ледяном кафельном полу. Мокрая как лягушка, замёрзшая, с распухшим от слёз носом и красными точками по всему лбу.
– Глупая девочка, глупая, зачем ты заперлась!
Я сдернула с батареи махровое полотенце. Завернула её, подхватила и наконец прижала к себе.
И заплакала сама, уткнувшись в пахнущее лимонным гелем для душа полотенце.
Это вам!
У Кьярки есть удивительная привычка. Она любит на улице наломать веточек, собрать их в «букет» и отлавливать ни в чём не повинных прохожих. Перегораживать им дорогу, буквально бросаться под ноги. Протягивать людям «букеты» с умильной улыбкой и бормотать:
– Это ва-ам!
Поначалу мне это очень нравилось. Добрая, думала я, девочка у меня растёт. Потом стало немного задалбливать. Потому что бежишь с ней в магазин, а она – со своими ветками. Или бывает, что люди торопятся, а она правда же под ноги лезет, мешает. Или кто-то не понимает, зачем ему букет сухих веток, возможно, ещё и описанный собаками. Или бывают люди, с которыми мне совсем не хочется сводить Кьяру. Вот алкоголики перед церковью. Или какие-то непонятые дядьки в дутых куртках возле речки. А она же всем дарит букеты, без разбора…
Один раз мы шли с ней мимо жуткого нищего, вообще без носа, грязного ужасно. Вижу, Кьярка уже подбирается к нему с «букетом».
