Однако всё это – и чтение папиного рассказа («Отец Лизы Макаровой – писатель!»), и покупка джинсов и шапки, и весна во всей красе – всё это было с каким-то привкусом железа во рту.
Всё было через призму. Призму понимания того, что Кьяра уезжает от меня навсегда.
Я ничего не могла с собой поделать. Вытаскивала из стиральной машины её розовые кофточки и думала – скоро этого не будет. Ходила с ней гулять на площадку и думала – а скоро я тут перестану появляться.
Это было очень тяжело. Особенно когда я думала, что сначала я училась справляться без папы. А теперь должна научиться жить без моей Кьяры.
Я укладывала её днём спать, сама ложилась рядом и гладила – по голове, по носу, по щекам. Плакала, чего уж там. Но как было не плакать?
А дома было сумасшествие. В конце апреля, оказалось, женятся не только итальянцы. Но и Костя с Иркой!
Это настоящий дурдом оказался. Ирка таскала нас с мамой по магазинам, заставляла по сто раз оценивать разные платья, туфли, букеты, причёски. Я не знаю, какой прок им был от моей мрачной физиономии, но таскалась с ними, потому что дома сидеть стало мучительно.
Ночевать перед свадьбой Ирка приехала к нам. Утром должны были прийти её подружки, чтобы «продавать» её Косте. Мне поручили приклеивать Иркины фотки на большой кусок ватмана, что-то типа коллажа из её детства. Я здорово измазалась клеем, когда в дверь позвонили.
– Лиза! – позвала мама.
На пороге стояли Андрей и Кьяра. За ними – Татьяна.
– Мы заскочили поздравить, – улыбаясь, сказала Татьяна, – вот!
Она протянула мне пакет с подарками. Наверное, для Ирки.
– И попрощаться, – добавила Татьяна.
– Как? – растерялась я. – Вы уже? Но Андрей говорил, вы не можете билеты купить!
– Мы не могли, – уточнила Татьяна, – а вчера друзья Фредерико передумали лететь, и нам удалось переоформить билеты на нас. Так что летим сегодня.
– А вещи? Неужели вы их так быстро собрали?
– Вещи? – улыбнулась Татьяна. – Зачем нам ЭТИ вещи? Так, взяли кое-что на первое время.
– Хочу к Лизе, – сказала Кьяра, протягивая ко мне руки.
Но я посмотрела на свои ладони, они все были в клею. А Кьяру Татьяна одела в нарядное бежевое пальто.
– Солнышко, времени уже нет, – ласково сказала Татьяна, – Фредерико заедет через час. Обними Лизу. Скажи: приезжай в гости!
– Приезжай в гости, – повторила Кьяра, всё так же протягивая руки.
А я сжала ладони в кулаки, чтобы её не испачкать, да так и обняла – с зажатыми кулаками.
– Ага, – сказал Андрюха, – приежай, ладно?
Вид у него был несчастный.
– Посмо… – начала я, но не договорила: Кьяра засунула мне в рот палец, и все засмеялись.
– Легкой вам дороги, – сказала моя мама.
– И спасибо за подарок, – добавила Ирка, глянув в пакет.
И они ушли. Вот просто так. Повернулись и ушли. Мама закрыла дверь.
Я разжала кулаки и закрыла лицо руками. А мама обняла меня и прижала к себе.
– Скажи Ирке, чтобы завтра танцевать не заставляла, – пробормотала я.
– Больно надо, – надулась та. – Тоже мне, танцор диско нашёлся. Я тебя заставлю говорить тосты. И есть свадебный торт.
– И молочного поросёнка, – проговорила я сквозь слёзы.
Кажется, я проревела всю свадьбу.
Но меня никто не ругал.
Все решили, что я это от радости.
Цветочный магазин
А в мае замаячила дача. Хотя я была уверена, что в этом году нам будет не до неё.
Не то чтобы это настоящая дача, так, крошечный домик без удобств. Зато есть место для грядок и клумб.
Мама обожает цветы. Особенно пахучие. Они с папой этот кусок земли в Щёлково специально для маминых посадок купили. Каждый год она засаживает его всякими пахучками, вроде душистого табака и ещё чего-то. И заставляет нас с папой нюхать их каждый вечер. Ещё она насажала туда всяких помидоров и тыкв. Помидоры она закатывает в банки, а тыквы мы срываем, везём домой (на поворотах они глухо перекатываются в багажнике) – и к Новому году они протухают у нас под кроватью. Потому что мы с папой ненавидим еду из тыквы. Потихоньку, пока мама работает, мы выносим тяжёлые тыквенные головы на помойку, а потом бежим домой, и нам немножко стыдно и радостно.
В общем, у мамы страсть к огороду, но мне показалось, что у этой страсти должен быть предел. Папа не с нами, Кьяра уехала, Андрюха тоже, Ирка вышла замуж и совсем не появляется, ну какие тут ещё могут быть тыквы и цветы?
Мерзкие пакетики
Оказалось – и тыквы и цветы могут быть.
Мама вернулась позже обычного. И вывалила на кухонный стол кучу пакетиков. На каждом была фотография цветов. Жёлтых, красных, да всяких. Ещё мама бережно вынула из сумки пакетик, в котором болталась невзрачная луковица. К пакетику тоже была прикреплена фотография какого-то супер-пупер цветка. И вот эта луковица меня вывела из себя.
– Ты что, собираешься всё это сажать? – спросила я.
– Ну, не сейчас, в мае, как поедем туда, – ответила она рассеянно, рассматривая пакетики. – Так, это надо в тени сажать…
– В ма-ае… – протянула я.
Я прямо взбесилась, если честно.
И как она себе представляет, что «мы туда поедем»?! Кто нас повезёт?
Не думаю, что Костя. Они с Иркой – модные персонажи. Выходные проводят на выставках, в кино. Да и хватило с него поездок к папе, по-моему, если говорить про семейный долг.
Дедушка так далеко нас отвезти не сможет, у него зрение слабое, ему тяжело.
Значит, останемся мы, такие чудесные огородники. Взяли тяпки-лейки-семена и потащились. Два часа на электричке в один конец. Прелесть.
И там попой кверху, под палящим солнцем, сначала – копать, потом – поливать. Вот так я и провёл лето.
Но самое ужасное – не это. Самое противное, что она думает обо всём этом, когда папа – ТАМ.
– Написано: удобрения нужны, – с неодобрением сказала мама, читая надпись на очередном пакетике. – С удобрением каждый может, а ты попробуй так, ручками, ручками!
Ирка точно отмажется. Скажет, ей надо варить Косте суп. Или готовиться к экзаменам. Ещё произнесёт так важно: «Госы», и мама, конечно, оставит её в покое.
А я буду по колено в грязи сажать какой-нибудь лук сорта «Красный барон» или кабачок «Красавец Кавказа».
Или цветочки. Которые я просто ненавижу.
Цветы, которые я ненавижу
Дедушка шутит, что на мне природа отыгрывается.
