Я, правда, терпеть не могу цветы. Все. Абсолютно. И те, что на клумбах, и те, что в вазах, и те, что в парках, и те, что в горшках. Я не люблю их нюхать и делаю это только потому, что просит мама. А больше всего я не люблю, когда мне их дарят. Потому что сначала надо лезть за вазой, да не за любой, а за той, на которую мама укажет. А потом надо подрезать стебли под холодной водой, и она противно брызгается. Затем ты ставишь цветы в вазу, и оказывается, что пара стеблей подрезана недостаточно, и опять их надо доставать и подрезать. И если получится, что на этот раз они подрезаны чересчур, надо извлекать остальные и подрезать вровень с первыми.
Но самое ужасное, что им надо менять воду. А я всегда забываю это делать. И вода у них мутнеет, киснет, из вазы плохо пахнет, как у старикана изо рта. Со мной в лифте иногда едет такой старикашка с десятого этажа, на носу у него бородавка величиной с ухо, и он что-то рассказывает о своих жёнах и любовницах, которых у него были тысячи, и при этом у него пахнет изо рта скисшей водой из-под цветов…
И потом мама ворчит весь вечер, что я загубила такие прекрасные цветы, и никакая пятёрка по алгебре за полугодие моей вины не загладит.
За что мне любить цветы?!
Папина просьба
В общем, я не выдержала и применила запрещённый приём. Спряталась в комнате и написала папе эсэмэску. А когда он мне позвонил, то вывалила на него всё.
– Понимаешь, – захлёбывалась я, – она собирается огородничать! Сейчас!
– Ну, сейчас ещё апрель…
– Но она уже купила пакетики с семенами! И один с луковицей! Пап, она, как всегда, думает о цветах, а не о тебе.
– Пусть лучше о цветах…
– Па-ап… Но я-то… Я-то не хочу на дачу.
– Малыш, я знаю. Я тоже никогда не хотел. Но маме сейчас нужна помощь…
– …
– Потерпи, а?
Я молчала, борясь с собой.
– Я тебе очень буду благодарен, если ты ей поможешь. Пожалуйста.
– Перестань, – испугалась я, – не хватало ещё, чтобы ты, сидя ТАМ, просил меня «пожалуйста». Я сделаю всё и так.
– Как хорошо, что ты у меня есть, – прошептал папа. – Всё, обнимаю, Муськин-Пуськин, больше не могу говорить.
Мама
Я вернулась на кухню. Пакетики по-прежнему лежали на столе.
Мама стояла ко мне спиной. Что-то резала на доске. Я взяла один пакетик.
– Вырастим – папе отвезём, – сказала она, словно увидев, что я делаю. – Да, Лиз?
– Да, мам. А ты про него часто думаешь?
– Всё время. Даже во сне.
Я замерла. И сказала:
– Тут написано, надо в тени сажать. Где у нас тень-то на участке?
Глава 21
Няня-итальянка
В начале июня в школе вышла забавная история. Хотя мне раньше, зимой, например, и в голову не могло прийти, что я в одном предложении употреблю «школа» и «забавная история».
Короче говоря, наши устроили вечеринку. Вообще-то я не собиралась идти.
Но в обед мне по скайпу позвонил Андрюша, сказал, что они там вроде неплохо устроились, он начал ходить в школу при посольстве, там учатся русские. И это оказалось здорово: можно всё начать с нуля.
– Они, понимаешь, не знают, что я дома был лузером, – сказал Андрюха. – То есть тут я могу любой вид принять, хоть Фокса из себя изобразить.
– Я тебя и дома лузером не считала, – ответила я.
– А у наших какие новости?
– За Фоксом стала одна девчонка бегать. Из одиннадцатого. Такая… Ты её, наверное, не знаешь… Алиса.
– Такая… здоровенная?
– Ага, дылда. Она прямо после урока такая заходит в класс. И к нему.
– На шею кидается?
– Нет, – смеюсь я, – она ему так мрачно: «Пошли покурим?» Ну он и идёт. А вид такой несчастный, ужас. А когда они уходят, то все переглядываются и ржут.
– Над Фоксом? – поразился Андрюха.
– Ну да.
– И ты?
– Я нет. Но вообще это выглядит очень смешно.
– Представляю… – протянул Андрюха. – С Кьяркой хочешь поговорить?
– Конечно!
И вот моё розовощёкое сокровище взгромоздилось брату на колени и машет мне рукой.
– Солнышко, – бормочу я, закусив губу, – милый ты мой…
– У неё няня тут итальянка, – сообщил Андрюха, – но она часто про тебя вспоми… Тьфу! – Кьярка засунула ему палец в рот. «И няне так делает», – подумала я.
– Лиза! – закричала Кьяра, увидев меня на экране.
«Проглотила» я эту их «няню-итальянку». Но когда я выключила комп, то встала и пошла на вечеринку. Только бы не сидеть дома. Только бы не думать о тех, без кого мне так одиноко.
Бедный Фокс
А на вечеринке – как обычно. Девчонки танцуют в середине зала, громко хохочут, поправляют друг на друге платья и причёски, перешёптываются (конечно, самое то – под громкую музыку шептаться), с презрением смотрят на парней. А у тех – дико деловой вид, они что-то важно так обсуждают, сбившись в кучу у шведской стенки, пинают друг друга, иногда громко ржут.
Я присела на край скамейки и стала вспоминать тот день, когда я танцевала, таская за собой Кьярку на пледе. Я себе тогда жутко крутой казалась, готовой к танцам на дискотеке. А сейчас с горькой усмешкой поняла в очередной раз, что мечты и реальность – это совсем разные вещи…
Заиграл медляк. Девчонок как ветром сдуло, а на танцпол выползли более или менее устоявшиеся парочки, которым уже не стыдно танцевать вместе, над которыми точно не будут ржать.
Я поднялась, чтобы уйти. Народу полно, а мне всё равно одиноко.
Вдруг ко мне подошёл Фокс.
– Спляшем?
Я оглянулась.
– Ты мне?
– Ну а кому ещё? Пошли со мной.
Он тоже оглянулся. Вдруг взгляд его замер. В дверях стояла Алиса. И угрюмо на него смотрела.
– О боже, – сказала я, – она же меня потом…
– Слушай, я тебе тогда помог!
Я фыркнула. Надо рассказать Андрюхе. Чтобы он окончательно перестал бояться Фокса.
– Но ты только ещё кого-то после меня пригласи, – предупредила я. – Не хочу, чтобы об меня потом сигареты тушили.
Он вздохнул и вытащил меня в середину зала. Положил руки мне на талию, соблюдая «пионерское расстояние». Потом снова вздохнул, словно набираясь храбрости, и прижал меня к себе чуть ближе, положив ладони на мою спину.
У меня внутри всё так и прыгало. Честно сказать, я ни с кем не танцевала. В смысле я никогда не ходила на дискотеки, не думала, что меня вообще кто-то может пригласить, такую страшную.
