Гости уехали. На опустевший вокзал падал крупный белый снег. Слез не было, а было ощущение новой жизни на новом месте, которая началась не тогда, когда Иван с Ильей привели ее в дом бабы Нади, а только сейчас, когда она обрела себя вновь. Эта новая жизнь так много ей обещала, что она не пожелала взять с собой из старой жизни ничего, даже любовь Алеши. Пусть живет со своей женой Ларисой и будет счастлив без раскаяния. Она отпускает его, насовсем. Она, Элина, будет встречать свои собственные рассветы, и пусть из-за нее никто не мучается, не страдает. Пусть Алеша знает, что она жива, и стряхнет тяжелую тоску и невыносимый груз вины со своих плеч. Пусть идет по жизни легко, храня в своем сердце только запах яблок в том саду, где они впервые любили друг друга, соловьиные трели в дубовой роще, густо пахнущие, мокрые ветки черемухи, которые он бросал ей в окно, вкус поцелуев на дрожащих губах. Только это.
Вадим не поехал вместе с Сиуром и Таисией Матвеевной. Он решил остаться еще на пару дней в Харькове, привести в порядок могилу брата, попрощаться с ним. Ну и, конечно, побыть с Евлалией.
Когда он, вернувшись с вокзала, шел один по опустевшим вечерним улицам, ему казалось, что рядом стучат каблучки Евлалии. Что это она идет с ним под руку в мокрой от снега шубке, высоких ботинках и красивой шляпке, из-под которой выбиваются ее непослушные черные пряди. Евлалия смеется, и губы ее блестят в неверном свете газовых фонарей. Она вытаскивает из муфты изящную ручку в тесной лайковой перчатке, и он целует эту ее перчатку, чувствуя себя глупо, по-мальчишески, счастливым. С черного неба падает снег, сверкая на ее ресницах…
О, если бы он мог вернуть ее! Пусть даже ценой собственной жизни! Он бы продал свою душу, как доктор Фауст, чтобы только провести с Евлалией вечер. Один только вечер! Черт, этот проклятый Азарий Ерофеев говорил там что-то Горскому о Фаусте. Вдруг, он мог бы помочь Вадиму?
Он внезапно устыдился своих мыслей. Что только не придет в голову несчастному влюбленному?! Отчаянное, страстное желание быть с ней , отнимает разум. Почему он не пил каждую минуту свидания, как драгоценное вино? Почему отвлекался? Почему позволял себе смотреть на снег, на небо в звездах, на ветки деревьев? Слушать хор цыган? Открывать шампанское?
Он согласился бы вечно нести ее на руках к ожидающей у ресторана пролетке! Он не жил, – спал, и видел не Евлалию, а волшебный сон о ней. Он думал, что никогда не проснется! Он согласился бы ночь с ней обменять на свою жизнь. Так делала прекрасная и коварная грузинская царица Тамара. Ему рассказала о ней Евлалия: она обожала «роковых» женщин и сама занимала среди них достойное место. Если бы он только мог!
Только тот, кто любит, может рассуждать о любви. Только тот способен понять силу жажды, кто хоть раз испытал ее. Без Евлалии он был затерянным странником в раскаленных песках нескончаемой пустыни под названием жизнь. Он не дорожил в ней ничем, кроме любви и чести. Теперь ему нужно отомстить за Богдана, и он сделает это. Он всегда достигает своей цели. Так будет и в этот раз.
Противник не совсем обычный, но это только придает азарта игре. Здорово, что все складывается именно так. Они, Протасовы, рождены для бури, а не для штиля!
Скоро они все, вольные или невольные участники событий, – Сиур, Влад, Вадим, – встретятся в Москве, или у Никиты за городом. Сергей Горский тоже приедет, чтобы перед отъездом во Францию привести в порядок кое-какие дела.
Никита и Валерия решили пожениться.
Вадим задумался. Ему стало отчего-то грустно. Вспомнились толстые венчальные свечи, обвитые выцветшими атласными ленточками, стоявшие у бабушки на комоде. Вспомнилась Евлалия в белой кружевной накидке на черных волосах, уложенных толстой косой вокруг головы. Она никогда не была его невестой, женой, но это, в сущности, такая безделица! Она была его женщиной , – и этим все сказано.
Люди умеют тысячей мелких незначительных деталей заменить главное и самое необходимое в жизни, без чего сердце становится мертвой машиной для перекачки жидкости. И потом, продолжая существовать в созданной ими самими пустоте, они сходят с ума от тоски и отчаяния, чувствуя, как уходит на ветер внутренний огонь, никого не согревая, никому не принося радости, нежности и счастья. Затихает предсвадебная суета, проходит шумное застолье, гости разъезжаются по домам, пышные брачные наряды занимают место «на дне сундука», и… остаются друг напротив друга два совершенно чужих человека, которым не о чем говорить, нечего больше желать, и нечего больше делать вместе. Ну, разве что, родить ребенка, чтобы «было ради чего жить».
Вадим очень надеялся, что у Никиты все будет совсем не так. Они с Валерией не могут дышать друг без друга, и это единственное, что должно связывать людей узами брака. Так он считал. И Никита тоже. Они говорили об этом однажды, сидя в саду за чаем. Цвели яблони, и их лепестки падали в чашки, в блюдо с пирожками и в вишневое варенье без косточек, которым любила угощать Нина Львовна, мама Никиты.
Начало зимы в подмосковье выдалось холодное. С низко нависшего неба сыпал мелкий густой снег, мели настоящие азиатские метели, когда в двух шагах ничего не было видно. В домах топили печи, и синие дымы тут же сметало с труб злым ветром.
Никита любил слушать треск и шипение дров в печи. В доме было газовое отопление, но печку оставили, а потом еще сделали камин. Живой огонь придавал жизни особый, неповторимый уют. Бабушка любила свечи, и Нина Львовна привезла из московской квартиры пару старинных бронзовых канделябров.
Никита с Валерией ждали гостей. По такому случаю бабушка с утра ходила в папильотках,
[65]
а Нина Львовна, несмотря на нехватку времени, успела сбегать в парикмахерскую и сделать укладку.
Валерия сшила к этому дню темно-красное платье из панбархата, и была великолепна. Никита боялся смотреть на нее, боялся своего счастья, которое казалось таким непостижимым и огромным, что совершенно перевернуло всю его жизнь. В его душу закрался предательский страх, что он может лишиться этого.
Он никогда и ничего не боялся, и только любовь к Валерии показала ему, что страх существует и что заставить его исчезнуть и не отравлять такой прекрасный и волнующий день, очень трудно, или даже невозможно. А что, если все любящие и счастливые люди чувствуют себя точно так же? Он просто никогда не испытывал подобного, не задумывался над ним, и никого не спрашивал, как это бывает. Он вообще не подозревал, что такое может произойти именно с ним. Он прятал свою несбыточную мечту так далеко на дне сознания, что сам забыл о ней. Вернее, не смел надеяться. Теперь он понял главный секрет жизни: если у тебя есть силы желать и хотеть самого прекрасного, то желание непременно осуществится.
Он с детства мечтал, что будет ходить, несмотря на приговор врачей. И это осуществилось. Не так быстро, но зато во всей полноте.
Он с юности мечтал о поэтической и возвышенной любви, полной великих слов и великой страсти, разгорающейся с каждым поцелуем, словно колдовской ритуальный костер. И он получил эту любовь, оказавшуюся несравненно более яркой и непредсказуемой, чем самые смелые юношеские мечты. Она взяла его в свой жаркий плен всего целиком, со всеми его вселенными, в которых он блуждал один, и сделала его спокойно текущую кровь жгучей, сумасшедше-безрассудной, кипящей, как вулкан.
