«…счастливы те блаженные духом, которые в своем безумии приятны себе и другим…» Это, пожалуй, было кредо флорентийцев.
Манфред с трудом отыскал неприметный и мрачный дом Луиджи, притаившийся среди одичавших деревьев старого сада. Маленькие окошки были плотно закрыты толстыми темными ставнями, дверь оказалась заперта. Молодой человек долго стучал, и совсем отчаялся, когда, наконец, послышался скрип заржавевших петель и на пороге появился молодой мужчина, очень высокий, крепкого телосложения, с колючим и настороженным взглядом.
Луиджи знал все и обо всем, он был кладезем самых неожиданных сведений, невероятных и чудесных. Манфред, получивший хорошее образование, понятия не имел ни о чем подобном.
Несколько комнат в доме были отведены для производства алхимических опытов, приготовления лекарств, и разных других вещей, о которых Манфреду не было известно. На чердаке Луиджи установил подзорную трубу и подолгу запирался там, рассматривая звезды и планеты. По ночам к нему приходили таинственные незнакомцы, желавшие оставаться неизвестными. Они закутывались в темные плащи и надевали на лица плотные маски, нервно оглядывались, заметно трусили и говорили прерывающимся шепотом. Луиджи выслушивал их просьбы и почти никогда не отказывал. Он что-то выносил им, закрывая полою плаща, и незаметно передавал из рук в руки. Карманы Луиджи всегда были полны золотом, которому он не придавал абсолютно никакого значения, и о котором вспоминал только тогда, когда надо было покупать еду, одежду или составляющие для лечебных снадобий. В углу каминной залы стоял большой резной сундук-кассоне из темного дерева, – в нем тоже было насыпано золото, которое никто не считал. Манфред и Луиджи просто брали оттуда, сколько надо, на свои нужды.
Посудный шкаф был заполнен не тарелками и стаканами, а склянками для микстур, капель и мазей, ступками с пестиками для растирания порошков, ситечками, мерными ложками, разными баночками и бутылочками. В каменных нишах на деревянных полках сушились травы и лекарственные растения.
Луиджи научил Манфреда приготавливать яды, которые в малых дозах исцеляли. Эта грань – порция, не убивающая, а исцеляющая, – была настолько тонка, что перейти ее невзначай ничего не стоило. Искусство врача как раз и состояло в умении отмерить дозу, удержавшись на «лезвии бритвы».
Молодой человек впервые увидел цикуту – страшный и не оставляющий следов яд, убивающий безболезненно.
– Сократ
[29]
в предсмертные часы не ощущал ничего, кроме холода, – сказал Луиджи, раскладывая на подносе ядовитое растение. Им оказался болиголов пятнистый: Манфред не раз его видел, играя ребенком в зарослях, которыми покрылся старый ров, некогда окружавший замок его предков, а ныне почти сравнявшийся с землей. Мальчишки рубили страшное растение игрушечными мечами, не подозревая о его тайне.
– Как проявляется действие яда? – спрашивал Манфред. Он неизменно получал полный и подробный ответ на любой возникающий у него вопрос. Так случилось и в этот раз.
– Если человек побледнел, не может глотать, и у него постепенно, снизу вверх, отказывают все органы, но сознание ясное, можно подозревать отравление цикутой, – объяснял Луиджи, обычно добавляя от себя еще множество интересного. Например, что лекарство из болиголова готовить нужно, когда растение цветет и у него свежие зеленые листья.
Однажды Луиджи взял с собой Манфреда для сбора цветов болиголова. Место, куда они пришли, оказалось настоящими зарослями ядовитого растения, стволы которого внизу были покрыты отвратительными красными пятнами, напоминающими бурую несвежую кровь. В этом ядовитом лесу, где растения достигали двух метров, резко пахло мышами, от душного чада кружилась голова. Манфреду вдруг стало по-настоящему страшно. Необъяснимая паника нарастала стремительной и тяжелой лавиной. Какое-то время он боролся с ней…
Очнулся он уже на поляне. Луиджи поливал ему лоб родниковой водой.
– Ну, как ты?
– Что случилось? – Манфред ничего не понимал.
– Это с непривычки, яду надышался.
Манфред попытался встать, но голова закружилась, желудок свела судорога, и его вырвало, на горячую от зноя траву.
Цветы и листья болиголова Луиджи насобирал сам, сложил в сумку из бархата, крепко закрыл.
– Вставай, пошли, – сказал он молодому человеку. – Голова кружится?
– Нет.
На самом деле голова была пустой и туманной, сознание мутилось и глаза резало, но признаваться в своей слабости Манфреду не хотелось. Поэтому он поднялся и пошел за Луиджи, удивляясь, как это тому удалось не отравиться ужасным ядовитым чадом и идти, как ни в чем не бывало, насвистывая что-то себе под нос с самым непринужденным видом. Луиджи словно не замечал бледного лица своего ученика, которого все еще тошнило, так что он едва переставлял подгибающиеся в коленках ноги.
– Надо бы его отвлечь, – подумал врач, искоса поглядывая на неверную походку молодого человека. Вслух он сказал:
– Напрасно ты скрываешь свое недомогание. В этом нет ничего позорного.
– Но ведь ты тоже дышал ядовитым воздухом? Почему же на тебя он не оказал никакого действия?
Врач усмехнулся, помолчал, обдумывая ответ.
– Во-первых, я привык. А во-вторых…у меня с ядами особые отношения. Видишь ли, Манфред, – я их понимаю. Поэтому и не боюсь. Вот они и бессильны против меня. Своим страхом ты придаешь им силу. Тебя они наверняка отравят насмерть, а я отделаюсь промыванием желудка. – Луиджи засмеялся.
Непонятно было, шутит он или говорит серьезно. Молодой человек решил не расспрашивать больше, чтобы не выглядеть совсем уж глупо. Но Луиджи как будто читал его мысли.
– Знаешь, в чем твоя беда? Гордый ты больно.
– Что ж, это плохо, по-твоему? – обиделся юноша.
– Вулкан гордости тлеет под пеплом бессилия и неудач, – ответил врач и засмеялся. – Тебе повезло, что ты учишься у меня. Не огорчайся так, я расскажу тебе, как исцеляли розенкрейцеры.
– Кто-кто?
– Потом объясню, – снисходительно похлопал его по плечу Луиджи. Он подошел к огромному дубу и очень уважительно погладил его шершавый, нагретый солнцем ствол. – Посмотри, какой красавец, настоящий Игградсиль.
– Что? – Манфред почувствовал себя маленьким несмышленышем.
– Игградсиль – это дуб древних кельтов.
[30]
Они считали, что дерево хранит силу богатыря. И если повредить дерево, то непобедимый воин станет беспомощным, словно младенец. Здорово придумано, а? Как ты считаешь?
