В очаге горит жаркий огонь, и я чувствую твое прерывистое дыхание во время объятия длиною в жизнь. Сладкое замирание сердца отсчитывает наши мгновения любви, ибо они единственные – – все, что есть. Тот, кто еще не понял этой простой истины, бредет вслепую по дорогам бытия, бесконечным, как пустыня безмолвия, – вечная бесплодная пустыня, где жажда неутолимая сжигает душу, и где нет приюта заблудшему страннику…
Когда я смотрю на тебя, на твое лицо в отблесках пламени, – мне нечего больше желать. Отдаваясь твоим ласкам, я произношу молитву, чтобы они никогда не кончались, как никогда не кончается звездный свет, льющийся из глаз ночи…
– Что себе позволяет эта мерзавка! – задыхаясь от ненависти, спрашивала сама себя Алена. – Когда это они успели? Пишет она, конечно, дурацкие выдумки, которые сочинила от скуки, сидя в лесу и перебирая сушеную траву. Чего ей еще делать?
Это ж стыдно рассказать кому-то! Родная сестра всякую женскую гордость потеряла, вешается мужику на шею так откровенно, что даже Алене за нее неловко. И слова какие понаходила… Скромница лесная! Нет, Сергея она ни за что не получит! Уж Алена постарается, все силы приложит!
– Я что-нибудь придумаю, – лихорадочно твердила себе под нос Алена, разрывая письма на мелкие кусочки. – И что Лидка нашла в нем? Ей такие никогда не нравились. Ей вообще никто не нравился. Она ни в чью сторону сроду не смотрела, и тут на тебе! Змея подколодная! Настоящая змеюка лесная, хитрая и опасная! Ну, я тоже Марфе родня, и как-нибудь от соперницы избавиться сумею! А Сергей?! Хорош гусь! Везде успел! Ну, ничего, и на тебя найдем управу! Никуда не денешься, будешь делать то, что я захочу, как миленький!
Алена долго не могла успокоиться. На нее нашло какое-то исступление. Она, словно одержимая, придумывала один план за другим, и все отбрасывала. Зависть, которую зажгли в ней письма, невыносимой злой болью терзала ее надменное сердце. Страсть к Сергею вспыхнула с такой силой, что затмила собою всякий здравый смысл. Даже карьера актрисы не казалась ей теперь более желанной, чем этот мужчина.
Сергей закончил все дела, связанные с продажей картин Артура Корнилина, сдал в столичный журнал, с которым сотрудничал, несколько своих статей, переговорил с нужными людьми, уладил все проблемы, посетил интересующие его выставки. Все складывалось как нельзя лучше, кроме книги. Ни одной страницы он так и не написал. Москва отвлекала его своим шумом, суетой, жарой, пылью и сутолокой. Захотелось в Харьков, к друзьям. Нужно было повидать Нину.
Квартира поразила его обилием фотографий Алены в самых разных позах, ракурсах, нарядах и ролях. Театральный фотограф постарался на славу.
– Какая у нее глупая улыбка! – с досадой подумал Сергей. – Где она, кстати? Чем занимается?
То, что Алена занимала его квартиру, особо не волновало. Он мог вернуться в гостиничный номер, мог снова уехать. Это, так или иначе, разрешится. Сергей заглянул в холодильник, набитый едой, обрадовался, что сможет перекусить дома. Он уже несколько раз звонил Нине, но никто не брал трубку. На свободной стене висели две картины Артура – «Изгнание из рая» и «Царица Змей». Белокурый Архангел смотрел Сергею в самое сердце, так, что почувствовался неприятный холодок.
– Что это со мной? Устал с дороги?
Он налил себе коньяку, выпил и закрыл глаза. Голова медленно кружилась, взгляд Архангела буравил душу.
– Черт, сколько времени потеряно, и все зря! Книга не сдвинулась с места. Ведьму он так и не увидел. Если это Марфа, то она умело избегает его. Интересно, почему? Ладно, хоть вышивки продадутся. Сергей сделал с них цветные фотографии, показывал в Москве знающим людям, советовался. Вышивки понравились.
– Хоть на этом заработаю! – удовлетворенно подумал он, наливая себе еще выпить. Какая-то непонятная тревога закралась внутрь и не уходила, несмотря на выпитое и усталость с дороги. Царица Змей кривила алые губы, сияла глазами. Хотелось закрыть картину, как закрывают зеркало, когда в доме покойник. Почему ему приходят в голову такие мрачные мысли?
Сергей еще выпил, принял горячий душ и заснул на диване.
Его разбудила Алена. Часы показывали двенадцать. В открытую форточку налетели комары, противно зудели. Девушка жарила на кухне яичницу с салом, резала огурцы и домашний окорок, который привезла из деревни. Как вовремя она управилась! Баба Надя, провожая ее позавчера на электричку, давала последние наставления. Алена как чувствовала, что у нее есть только один шанс, который непременно нужно использовать, иначе…Впрочем, провала быть не должно. Ей повезло, что неожиданный приезд Сергея не застал ее врасплох. Это хороший знак. Знак удачи.
Баба Надя удивилась визиту внучки, но расспрашивать ничего не стала. Истопила баньку, приготовила вкусный ужин. Поздно вечером, когда тонкий месяц повис над высокой крышей дома, и раскрылись ночные цветы, Алена поведала бабке свою печаль и тревогу.
Дочь Марфы надолго задумалась. Обращаться за помощью к матери ей совсем не хотелось. Так же, как и Алена, она в глубине души чувствовала, что в этом деле им от Марфы пользы не будет. Баба Надя и сама была не промах, но с матерью себя и близко не ровняла. Однако, кое-что ей было известно.
В доме, где растут девочки, необходимо совершать магическое таинство – срывать самые первые распустившиеся цветы, будь то дерево, куст или трава. Чтобы ничья чужая воля, ничья недобрая рука не смогла воспользоваться силой «первого цвета» и украсть у девушки первенство в любви. Это было самое первое, что рассказала ей мать, как только родилась Алена. Она вывела Надьку в распускающийся весенний сад, благоухающий сиренью и молодой клейкой листвой. На краткий миг все показалось им в ореоле лунного света волшебной мечтой, сказкой о девическом счастье. У обеих на глазах показались слезы – ведь они тоже были женщинами на этой Земле.
– Гляди-ка, – сказала Марфа негромко, – какие цветы! Они словно рассыпавшиеся звезды… Это дантовские поющие души в раю, навевающие воспоминания о горькой и неостывающей любви. Есть только один огонь, который никогда не погаснет…
– Что? – Надька почти никогда не понимала, о чем говорит ее мать. Мудрено очень. И где это она таких слов нахваталась? Живет безвылазно в лесу, книжек не читает. Диво!
– Дите ты еще, – вздохнула Марфа. – Когда повзрослеешь? Долго ждать…Ну ладно, тебе особо понимать и не надо. Слушай, главное, да запоминай. Все первые цветы у дома срывай сама, собирай и суши, храни в «красном углу», для своих любимых внучек.
– О чем это она? Внучка Аленка одна родилась, – подумала Надька. – Странная мать у меня, недаром люди перед ней робеют. Может, она наперед все знает? И будет у меня еще одна внучка?
Теперь баба Надя вспомнила тот ночной разговор, словно воочию все вновь увидела и услышала. Стрекотали сверчки, и мохнатые бабочки слетались к освещенным окнам веранды.
– Пойдем в дом, – сказала она Алене. – Любую девушку надо выдавать замуж. Таков порядок. А по порядку ты первая.
