Колесо Судьбы вращается в вечности, и повороты его неожиданны, как неожиданны повороты бытия человеческого…
На Флоренцию опустилась теплая и душистая ночь, полная таинственных звуков, гаснущих огней и лунного света. Манфреду пришлось закутаться в плащ и выбирать самые темные места, чтобы оставаться незаметным для случайных прохожих. Никто не должен был знать, куда он идет. Темный и мрачный палаццо Альбицци встретил его сонной тишиной. Слепые окна его были темны, кроме одного – того, за которым ждала Антония. Нетерпеливое желание увидеть ее, прижать к своему сердцу, заставило Манфреда забыть об осторожности.
– Тебе удалось? – спросил он между поцелуями.
Они с Антонией решили, что ключи от загадочной комнаты должны храниться лично у сеньора Маттео. Он бы никому не доверил их. Старик доверял часть ключей домоправительнице, но была еще одна связка, которую он не снимал с золотой цепи на руке. Как она открывается, никто не знал, кроме самого сеньора. На случай внезапной смерти он оставил специальное распоряжение, чтобы его похоронили вместе с ключами. Такие причуды Луиджи списывал на старческое слабоумие.
Антония обещала попытаться снять цепь, так как за время болезни ее супруг сильно исхудал, и браслет стало возможно снять, не расстегивая замка. Для этого только следовало дождаться, чтобы он уснул как следует. Манфред увеличил больному дозу снотворного, позаботившись о безопасности молодой женщины. Старик не смог бы проснуться в эту ночь, даже если бы у его уха раздался гром. Врач хвалил сам себя, – он не терял времени даром и научился у Луиджи многим полезным вещам.
– Вот, возьми! – Антония протянула возлюбленному связку ключей. – Ты доволен?
– Нужно торопиться. До рассвета не так уж много времени.
Манфред взял свечу и веревку, как советовал Луиджи, и отправился в заброшенный коридор. Неподвижный и затхлый воздух щекотал горло.
– На этот раз никаких сквозняков! – подумал врач, направляясь к заветной двери, покрытой все той же пылью. – Давненько никто сюда не входил.
Ему не сразу удалось отыскать подходящий ключ. Заржавевший замок не поддавался. Манфреда почти охватило отчаяние, когда что-то в старом механизме сдвинулось, ключ со скрипом повернулся в замке, и дверь нехотя отворилась.
Молодой человек с трепетом переступил порог. Кромешная тьма окутала его, неподвижная и жуткая, как предсмертный сон. Он зажег свечу, и ее желтый язычок осветил небольшое полупустое пространство: стены со старыми потемневшими шпалерами, на которых причудливые амуры летали между пышных цветов, трубили в трубы из морских раковин и нацеливали куда-то свои отравленные любовью стрелы, – и больше ничего, кроме пары огромных древних сундуков. Окна отсутствовали, мебель тоже.
Манфред поднял свечу повыше и медленно осмотрелся. Ничего необычного, а тем более ужасного, в комнате не оказалось. Почему же сеньор Маттео так волновался, почему прятал ключи? Жадность? Но здесь ничего ценного нет! Какое-то старье, паутина…Впрочем, в сундуках может быть золото. Манфред приоткрыл крышку одного из них – пахнуло плесенью, на дне валялись стоптанные бархатные башмаки, да пара пустых склянок из-под лекарств. Что за ерунда!
На втором сундуке стоял небольшой ларец в виде ковчежца,
[50]
старый, окованный почерневшим металлом. Желтые блики свечи выхватывали остатки густо нанесенного узора, фигурные заклепки в виде цветков розы.
– Интересно! – Манфред потрогал крышку. – Кажется, не заперто!
Однако, и тут молодого человека поджидало разочарование: ларец оказался еще более пустым, чем сундук. В нем вообще ничего не было, кроме какой-то странной пыли. Пыль повисла в воздухе, подобно черному порошку, который становился все гуще и гуще, пока не поглотил весь свет. Свеча горела, во всяком случае, ее язычок был виден, но все вокруг погрузилось во мрак. Манфред вдохнул чуть глубже, пытаясь определить, что за порошок повис в воздухе, но не ощутил ни запаха, ни вкуса – один только пыльный затхлый воздух. тот же самый, что и раньше. Как странно! Порошок медленно рассеивался, пока не исчез так же внезапно, как и появился.
Молодой человек переставил ларец на пол и попытался открыть крышку сундука. Не тут-то было! Крышка не поддавалась. Этот сундук, в отличие от первого, оказался закрыт на замок. Где же взять ключ? Манфред задумался: особого выбора у него не было, как только перепробовать ключи со связки сеньора Маттео. Может, один из них и окажется…
Не тратя времени даром, он принялся за дело. Один из ключей подошел. Огромная тяжелая крышка с трудом открылась, и взору Манфреда предстало неожиданное зрелище: вместо дна, у сундука оказалась дверца-люк, окованная железом, с большим ржавым кольцом в виде свернувшейся змеи. Не раздумывая, молодой врач дернул кольцо…и люк открылся. Вниз, в подземелье, вели крутые ступени, полустертые множеством ног. По-видимому, лестницей пользовались многие поколения людей; во всяком случае, она была очень, очень старой.
– Нужно спуститься и посмотреть, что скрывается за всем этим!
Манфред принял решение почти без колебаний. Он был не из робких, да и мысль об Антонии и ее безопасности придавала смелости.
Лестница, тесная и неудобная, вела вниз, в темноту, пахнущую землей и сырым камнем. Путь казался ужасно долгим. Но все когда-нибудь кончается. Эту мудрость Манфреду часто повторяла его нянька, дородная и чрезвычайно практичная бургундка, рассказывающая ему на ночь истории про кровожадную королеву Кримгильду, сокровища нибелунгов, коварство, ревность, любовь и месть.
Бургундка оказалась права – Манфред, наконец, все же очутился в просторной подземной зале, которую мог осматривать частями, насколько хватало пламени свечи, наполовину уже сгоревшей.
У стены стоял небольшой стол из темного мрамора, на котором валялось нечто, похожее на козлиную шкуру, отвратительно пахнущую, высушенные сердца каких-то животных, угли, остатки костей, мужские половые органы, горки вонючих порошков. Среди всей этой гадости внимание Манфреда привлек медный чан довольно больших размеров, накрытый крышкой. Нагнувшись, он нерешительно приоткрыл чан, боясь верить своим догадкам…
– Господи! – молодой врач, довольно закаленный за время работы с Луиджи, привыкший ко всяким зрелищам, отпрянул в ужасе и отвращении. К горлу поступила тошнота.
В чане, наполненном, как определил Манфред, крепким раствором соли, плавали изуродованные останки грудных младенцев, множество глазных яблок, явно принадлежащих людям, отрезанные губы и еще что-то, столь же жуткого и неприятного вида. Рядом на сложенной из камня печи стояло несколько тиглей,
[51]
металлических сосудов разных размеров, ступок, реторт
[52]
и прочих приспособлений алхимиков. Молодой человек узнал их сразу, – почти такими же пользовались они с Луиджи. Здесь их было намного больше, – чувствовался размах исследований и опытов.
