– Но…разве мы сможем взять их с собой? – удивилась Антония.
– Вы не сможете взять с собой даже свои тела, не то, что вещи. Медальон и божок сами найдут вас… там, за границей пробуждения…Не спрашивайте меня, как. Потому что я еще сама этого не знаю. Вам следует быть осторожными, очень осторожными. Ибо Черный Дух тоже сможет отыскать вас по этим предметам. Ты понял, Манфред?
– Да!
– Опасайся Черного Рыцаря, ночного скитальца, – он ходит по всем дорогам! Он не упустит свою добычу! Опасайся каждого, кто заинтересуется фигуркой божка или медальоном! Держи свои намерения в тайне, сколько сможешь. Ну, а там…будь, что будет!
Манфред взял сосуды с жидкостью и подошел к Антонии. Из-под ее длинных ресниц показались две слезинки и медленно поползли по бледным щекам.
– Мне кажется, что я всегда знал тебя! Давным-давно мы придумали свой мир, в котором тепло и нежность никогда не иссякнут. Я приму любую судьбу, лишь бы только ты была со мной! До тебя я был безумным охотником, стреляющим в солнечный диск и поющим у пламени костра свою воинственную песню. Я пытался вырвать у жизни ее тайны и находил в этом странное и необъяснимое удовольствие!
С тобой я познал другую тайну…страсти, порыва и пылкого самозабвения…Я принес к твоим ногам все, что имел! Я отдал в твои руки свою душу и не жалею об этом. Жаль, что все так быстро кончилось…Твои поцелуи навсегда останутся на моих губах – бред и грезы! Может, их и не было? И это я сам придумал их, умирая от тоски по тебе? – Манфред поднес жидкость с запахом лилий к губам. – Давай же выпьем за нашу любовь, Антония! Там в сонных глубинах, мы полетим рука об руку…и так будет всегда, пока я помню тебя, а ты меня…
Бледно-желтая маслянистая влага растеклась по их жилам ледяным огнем, смежила им веки, остановила дыхание и погасила окружающий мир…Манфреду и Антонии стало так легко, словно они снежинки в ночном небе, невесомые и прекрасные, как звездный свет. Все их печали и заботы исчезли, а сердца наполнились тихим восторгом, ясным и чистым, как небо без облаков. Они парили в небесной синеве, подобно златокудрым ангелам на картинах великого Сандро…Они сами были облаками, торжественно плывущими в недосягаемой вышине, пронзительной, как плач флейты. Они летели к сияющей сердцевине мироздания, этой золотой розе, средоточии любви, всепроникающей и вечно юной, как весна…Их след растаял в золотистом тумане, сомкнувшимся и поглотившем память о них, подобно тому, как смыкаются воды океана забвения.
Высокое черное небо, покрытое звездами, смотрело на спящую Флоренцию. Дымно– желтая луна стояла над притихшими садами и рощами. Сырая и свежая ночь резко пахла кипарисами и лавром. Мраморные богини застыли над неподвижными прудами, грациозно склонив головки, блестя каменными зрачками…
Марианна и Луиджи вздохнули с облегчением. Они успели. Все идет как надо. И будущее уже раскрыло перед Антонией и Манфредом свои неумолимые и желанные объятия…
На Москву падал густой, крупный снег, придавая домам расплывчатые, зыбкие очертания. Пушистые хлопья покрывали ветки деревьев, чугунные ограды бульваров. Засыпанные снегом прохожие были похожи на Санта Клаусов, спешащих по своим волшебным делам.
Сиур любовался городом сквозь пелену снега, летящего с разверзшихся небес, и размышлял. Он думал о том, как изменилась его жизнь, – суровая и одинокая, несмотря на весь внешний лоск и фальшивое веселье, – с тех пор, как он познакомился с Тиной. По утрам он отвозил ее в библиотеку, а потом ехал к себе на фирму, чувствуя, что уже соскучился, и что весь день пройдет в ожидании вечера, когда они снова будут вместе, – он и Тина. Он представлял себе, как они будут говорить ни о чем, смотреть друг на друга, ужинать или целоваться, и это наполняло его душу восторгом, который он мог испытывать только в раннем детстве, и то нечасто.
– Я написал письмо матери Элины, или бабушке, не знаю, как правильно, – сказал Сиур, прежде чем Тина вышла из машины сегодня утром.
Она вопросительно посмотрела на него своими ясными глазами.
– Ты скажешь Алеше?
– Только после того, как узнаю, она это или нет. Все равно придется ехать в Харьков еще раз, попробовать разобраться самому, что там произошло. Я думаю, что жена Горского и Богдан погибли приблизительно по одной и той же причине. В этих событиях невозможно понять мотивы, отследить причины…Все время натыкаешься на оставленные кем-то страшные последствия, которые не предотвратить!
– Знаешь, мне кажется, что если та девушка окажется Элиной, то это не случайно! Не может быть столько совпадений.
Сиур ехал и думал, что Тина права. Он был почти уверен, что Леся и Элина – одно и то же лицо. Хотя…на свете полно похожих людей. А у них всех разыгралось воображение, подстегиваемое неизвестной опасностью.
Он остановился у метро Бабушкинская и закурил.
Полная женщина в каракулевой шубе вела за руку упирающегося мальчика, которому хотелось не топать неизвестно, куда, а сгребать снег и лепить бабу. Малыш громко вопил и размахивал пластмассовой лопаткой, а женщина терпеливо уговаривала его и тащила вперед. Сиур засмотрелся на эту житейскую картину, – борьбу намерений – на которой замешана вся жизнь человеческая, а возможно, и не только.
– Привет! – Вадим сел на переднее сиденье, закрыл дверцу. Он словно вынырнул из снежной пелены, неожиданно и бесшумно.
Сиур оценил его профессионализм, натренированный до блеска, как игра виртуоза. Он давно по некоторым признакам догадался, чем занимается таинственный друг Никиты, и обдумал все «за» и «против». Судьба бросила их друг к другу, не спрашивая, хорошо это или плохо. Так зачем ломать себе голову? Вадим входил в круг людей, так или иначе связанных с убийствами и событиями вокруг них. Пренебрегать таким союзником было глупо и ничем не оправданно. Разве что моралью? Так у Сиура она давно была своя собственная, выработанная жизнью и смертью, а не чужими мнениями и оценками. Он мог себе позволить роскошь быть не таким, как все. В глубинах, на самом донышке, они с Вадимом были похожи, и оба это чувствовали.
– Ты можешь на меня полагаться, как на самого себя! – сказал Вадим. – Я хочу отомстить за брата, и меня ничто не остановит!
– Почему ты решил поговорить об этом со мной?
– У нас один и тот же враг – неуловимый и страшный. Я ничего не боюсь, кроме того, что мне не понятно. Но если меня как следует разозлить, то мне сам дьявол нипочем!
– Откуда ты знаешь про моих врагов? – Сиур отправил окурок через окно щелчком прямо в урну. – Разве я говорил тебе об этом?
– Слова не единственный способ общения! Я чувствую! Я просто знаю, и все! Не думаю, что ты мне не веришь. Более того, ты сам считаешь точно так же, как и я. Зачем нам хитрить друг перед другом? Я предлагаю сотрудничество и помощь взамен на то же с твоей стороны.
– Как это началось для тебя? – спросил Сиур. Он не любил лишних церемоний, и сразу перешел к делу, давая понять, что согласен на условия Вадима. Риск был оправданным и даже необходимым, так как они с Владом зашли в тупик, а в такой ситуации «свежая струя» – то, что надо.
