– Тот полюс, где находится стык с гравизоной, считается «югом», а противоположный, соответственно, «севером». Кольца между ними пронумерованы, и внутри каждого кольца по часовой стрелке также имеется разметка от 0 до 360. Вот тебе и две оставшиеся цифры адреса. На каждом перекрестке имеется схема с указанием твоего текущего местоположения, – он указал на табличку, виднеющуюся за закрытой дверью кабины, – синяя стрелка показывает направление на север, красная – на юг, большая горизонтальная стрелка смотрит в сторону увеличения разметки текущего кольца. А свет всегда идет из центра. Чтобы сориентироваться, разворачивайся к нему головой и после этого изучай схему. Ничего сложного, думаю, ты не заблудишься.
– Я постараюсь, – кивнул я, как прилежный ученик рассматривая голографическую карту и пытаясь уложить в голове полученную информацию.
– Ну что ж, тогда поехали, – Малгер навел палец на точку внутри проекции, где шар основной части станции соединялся со снежинкой гравизоны, и легонько ткнул им в изображение, – держись крепче!
Отмеченный им узел коротко вспыхнул, подтверждая команду, и кабина лифта пришла в движение. Ощущения были подобны тем, что я испытывал на родной драге, трогаясь в лифте с причального уровня, когда одна из стенок кабины вдруг начинает надвигаться на тебя и решительно наподдает тебе своей мягкой обивкой. Только здесь все происходило несколько плавнее и деликатнее, так что я даже успел схватиться за поручень и принять правильное положение, чтобы не выглядеть совсем уж беспомощной куклой.
Тоннель, по которому, плавно ускоряясь, двигался наш лифт, также оказался с огромным окном вместо одной из стен, и передо мной вновь открылся вид на сверкающие конструкции «Ньютона».
– Откуда у вас такая любовь к панорамному остеклению? – не удержался я.
– Но это же просто красиво! – воскликнула Кадеста, – я вообще не понимаю, как вы сами можете жить в наглухо запечатанных каморках без единого окошка!? Я бы так не смогла.
– Ну зачем же так, – мне стало вдруг обидно за «Берту» и за свою каюту в частности, – есть у нас иллюминаторы, ты же видела.
– Пф!
– Да и экономия очевидна. Мы почти не прибегаем к искусственному освещению, – добавил Малгер, – света от реактора хватает до самых внешних ярусов.
Я почувствовал, что кабина начала замедляться, мы приближались к пересечению с другим тоннелем. Но, вопреки моим ожиданиям, мы не стали вылезать и пересаживаться на следующий лифт. Вместо этого, наша кабина, едва остановившись, чуть вздрогнула и тут же возобновила движение, но уже в направлении перпендикулярном предыдущему. Если раньше наш путь пролегал по «параллели», то теперь мы перескочили на «меридиан» и скользили в сторону южного полюса.
– Ишь ты! – я закрутил головой, пытаясь разглядеть механизм, позволяющий лифту вытворять подобные фокусы, – как ловко придумано! Он, получается, и так и сяк может! Куда, кстати, мы держим путь в данный момент?
– К стыку с гравизоной. Надо бы тебя расквартировать, а Кади считает, что обитать тебе следует в привычных условиях.
– Вовсе необязательно! Не стоит так хлопотать из-за подобных пустяков, я прекрасно чувствую себя и в невесомости.
– Неужели? – Кадеста насмешливо приподняла бровь, – цвет твоего лица говорит об обратном.
– А что с ним не так? – я обеспокоенно завертелся в поисках зеркала, но его в кабине не оказалось.
– Хватит фантазировать, Кади, Олег в полном порядке, – вступился за меня Малгер.
– Кроме того, – не унималась девчонка, – в гравизоне можно есть нормальную еду, а не только ту, которая к тарелке прилипает. Я не хочу, чтобы наш гость ходил голодный.
– Да не хочу я есть! – мне стало неловко от того, что Кадеста кудахтала вокруг меня как курица вокруг цыпленка, словно я сам не мог определить, что мне подходит, а что нет, – какой смысл прилетать к вам в гости, чтобы потом все время отсиживаться под домашним арестом? Я хочу осмотреть здесь… э-э-э… все.
– Осмотришь, непременно осмотришь, – начала успокаивать меня она, сообразив, что перегнула палку, – я приготовила тебе целую экскурсионную программу! Просто я хочу, чтобы ты не испытывал никаких неудобств и чувствовал себя как дома.
– Я и так себя прекрасно чувствую! Я. я. – в этот миг лифт внезапно вынырнул из тесной трубы на открытое пространство, и мой рот вновь отказался мне повиноваться. Кабина начала торможение, и меня чувствительно приложило об стену, но я так и таращился на открывшуюся картину.
Впереди виднелась гигантская цилиндрическая конструкция, вздымавшаяся далеко вверх, насколько только можно было разглядеть, навстречу льющемуся оттуда свету. Диаметр этой колонны составлял не менее двухсот метров, а в высоту она тянулась километра на два. Во все стороны от нее разбегались бесчисленные шахты лифтов, конструкционные фермы, трубы, кабели. Сооружение чем-то напоминало гигантского спрута, простирающего свои щупальца до самых дальних уголков станции.
– Что это за место? – я, наконец, восстановил контроль над своей речью.
– Южный хаб. Сердце нашей станции, – не без гордости объявил Малгер, – хотя, правильнее было бы считать сердцем реактор, а это тогда – ее мозг. Отсюда начиналось строительство поселения. Здесь сосредоточены все системы управления, жизнеобеспечения и энергоснабжения «Ньютона», а на самом нижнем конце он стыкуется с гравизоной.
Наша кабина плавно вплыла внутрь цилиндра и остановилась под сводами кольцеобразного зала, по периметру которого располагались посадочные площадки других лифтов, большая часть которых сейчас пустовала. Тут было явно оживленней, чем в тех секторах, откуда мы приехали. Люди то и дело проплывали мимо, спеша куда-то по своим делам и не обращая на нас никакого внимания. Дверь распахнулась, и Кадеста первой выскользнула наружу. Я последовал за ней и, схватившись за поручень, удивился уже в… не помню какой раз за сегодня, обнаружив, что сама Кадеста держится за этот же поручень своей босой ногой. И поразил меня не сам этот факт, а то, как она держалась.
Как-то раз я видел репортаж о девочке-инвалиде, лишившейся обеих рук. Ей сделали нейроуправляемые протезы, но к тому времени она так привыкла все делать ногами, что своей обновкой почти не пользовалась. Она одевалась, готовила, делала всю работу по дому при помощи одних только ног. Больше всего меня впечатлило, как она, делая уроки, писала в тетради, удерживая ручку пальцами ног. Так вот, никары со своими нижними конечностями управляются почти так же ловко.
Для человека, выросшего на Земле, и привыкшего ногами ходить, в невесомости они превращаются в бесполезный балласт, который приходится повсюду таскать за собой, да еще и тренировать постоянно.
А вот у никаров, которые родились и всю жизнь провели в мире, где понятий «верх» и «низ» не существует, ноги превратились в еще одну пару полезных инструментов. Кожа на ступнях у них нежная, как у грудного младенца, они никогда не носят обуви и даже носков, и, как я понял, икроножные мышцы у них развиты куда лучше наших. И пусть их икры не такие сильные, но зато куда более разносторонние. Взять что– то, щелкнуть выключателем, зацепиться за тот же поручень – все это вполне можно сделать той конечностью, которая ближе, которой удобней.
