– То есть вы обзавелись собственным маленьким солнцем, – я, наконец, смог оторвать взгляд от сияющей сферы и сквозь пляшущие в глазах «зайчики» осмотрел помещение, расположенное за прозрачной стенкой коридора. Скопление светящихся экранов и россыпи панелей управления говорили о том, что перед нами некий диспетчерский пост, вот только никого из людей я в зале не заметил.
– А здесь у вас находится его центр управления? – логика подсказывала именно такой вывод.
– Совершенно верно. Резервный пульт для дежурной бригады.
– И где же бригада?
– В комнате отдыха, где же еще, – Малгер кивнул на дверь в дальнем конце помещения, – кино какое-нибудь смотрят или играют. Не таращиться же в мониторы весь день!
– Мне как-то казалось, что оператор именно этим и должен заниматься, – хмыкнул я без какой-либо задней мысли и уже собирался поинтересоваться о следующем пункте нашей экскурсии, но не успел. Мои потрясения, как выяснилось, только начинались.
– Так они здесь лишь на случай ЧП, когда куда сбегать надо или починить что. Основной контроль за работой всей системы осуществляют симбионты.
– Симбионты? – я вспомнил, что уже однажды слышал это слово, и оно оставило у меня в голове целый ряд оствшихся без ответа вопросов, – как Аннэйв?
– Именно.
– Он, правда, так и не объяснил мне, что это означает. Симбионт – это кто или что такое?
– Это человек, мозг которого интегрирован в контур управления, – легкая тень досады скользнула по лицу Малгера, – он полностью отключен от собственных органов чувств и получает информацию от датчиков, а все управляющие сигналы транслируются в цифровую систему управления и дальше на исполнительные механизмы. В итоге мы получаем исключительно эффективный симбиоз компьютера и живого человеческого разума, действующий как единое целое.
– Как же это реализуется на практике? Такая тесная интеграция не может осуществляться при помощи банального тумблера. Да и не так-то просто, я думаю, то и дело переключаться между управлением, скажем, тем же реактором и собственными руками.
– А зачем переключаться? – недоуменно вскинул он брови, – симбионт – это навсегда.
– То есть… – поймав насмешливый взгляд Кадесты, я спохватился и захлопнул рот, – как это – навсегда!? Кто же в здравом уме на такое согласится? Зачем?
– Ну уж наверное не от хорошей жизни, – тряхнула головой девушка, – вот будь ты.
– Жизнь не ко всем бывает благосклонна, – перебил ее Малгер, – тяжелая травма или болезнь в любой момент могут приковать человека к постели. Мы же даем ему возможность не быть обузой для сородичей, а приносить им пользу и дальше. Для многих такой вариант оказывается единственным способом продолжить активное существование.
– Да, но.
Я даже не знал, что и думать. Теперь-то мне стало ясно, откуда происходило столь мастерское пилотирование Аннэйва. Он ведь был идеальным пилотом, который сросся со своим кораблем уже не в переносном, а в буквальном смысле. Дергая за джойстик, как ни старайся, так летать не сможет ни один человек, даже Борис (при всем уважении, конечно).
Но как, когда, каким образом никары смогли развить соответствующую технологию до такого уровня!? Нейропротезы, управляемые при помощи мыслей роботизированные кресла-каталки для полностью парализованных, искусственные глаза, подключаемые к зрительному нерву – все это существовало уже давно, но пока ни у кого недоставало смелости сделать еще один решительный шаг и полностью отключить мозг от тела, даже если оно уже превратилось в бесполезный овощ. Где – то на пути ученых вставали религиозные ограничения и этические нормы, а где-то и законодательные запреты на вживление имплантатов, подключаемых непосредственно к мозгу. У многих еще были свежи в памяти воспоминания о ряде неудачных экспериментов, некоторые из которых имели трагический финал. Страх – штука долгоживущая.
Разумеется, технологии не стояли на месте и в различных лабораториях по всему миру исследователи, учтя прошлые ошибки, раз за разом возвращались к исследованиям в этой области, но только для того, чтобы столкнуться с новыми проблемами. Я не особенно внимательно следил за соответствующими новостями, но, насколько я понял, основная трудность заключалась в том, что для полноценной интеграции имплантата в нервную систему, чтобы электронный придаток воспринимался как часть собственного мозга, требовалось время. И чем старше был человек, которому вживлялся образец, тем больше времени уходило на привыкание к нему, на постоянные тренировки уходило по несколько часов ежедневно, но все равно избавиться от некоего внутреннего неприятия до конца так и не удавалось. Где-то после сорока лет подобная операция вообще не имела смысла, поскольку к этому возрасту в мозгу практически перестают образовываться новые связи. Идеального симбиоза можно было добиться лишь в том случае, если ложиться под нож еще в детстве, но, понятно, разрешения на такие эксперименты никогда не дало бы ни одно правительство.
И вот здесь никары вовремя подсуетились, провозгласив на своей станции полный отказ от каких-либо ограничений на научные исследования, чем привлекли на свою сторону немало видных ученых из самых разных областей науки. Выходит, у них работы в данном направлении продолжали идти полным ходом, и их результат откровенно потрясал воображение.
– И сколько у вас таких… симбионтов?
– Более полутора сотен, – буднично ответил Малгер.
– Сколько!? – опешил я, – где же столько народу успело так искалечиться, чтобы согласиться на превращение в киборга?
– Ой, только не произноси это слово при них! – Кадеста обеспокоенно нахмурилась, – не любят они его.
– Космос жесток и ошибок не прощает, – Малгер оттолкнулся от окна и жестом предложил следовать за ним, – поехали, заглянем в оранжереи. Оттуда реактор лучше видно.
Намек был более чем прозрачным, и я счел за благо не упрямиться. Разговор о симбионтах парню явно не нравился. Я решил отложить соответствующие расспросы до лучших времен, и мы с Кадестой послушно поплыли за Малгером к лифту.
На сей раз, поездка получилась совсем короткой и обошлась без перескакиваний с одного рельса на другой, поскольку оранжереи располагались на том же первом ярусе, где и пост управления. По дороге из окна лифта действительно открывался прекрасный вид на сияющий шар реактора. Если прищуриться, то над его ослепительной поверхностью можно было разглядеть сетку поддерживающих конструкций, опутанных паутиной кабелей и труб. Но это только если всматриваться, а так реактор казался безупречным шаром чистейшего белого света, заполонившим собой почти все поле зрения.
Кабина остановилась, и мы оказались в просторном «предбаннике», где три человека в рабочей одежде что-то изучали на мониторах, негромко переговариваясь друг с другом. Они бросили на нас короткий взгляд, кивнули Малгеру и вернулись к своим проблемам. Мы проскользнули мимо них в небольшой тамбур.
– Оранжереи полностью автоматизированы, поэтому постарайся не выходить за пределы ограждения, – проинструктировал меня Малгер, когда дверь за нами закрылась, – ничего страшного, конечно не случится, все максимально безопасно, но испытывать судьбу не стоит. Я уговорил операторов разрешить нам прогуляться без сопровождения, но если что – у них будут проблемы.
