Честно говоря, я полагал, что Борис лукавил, заявляя, будто наше отбытие должно состояться уже через десять минут. Запуск реактора, все же, занимает немало времени. Памятуя об этом, а также о долгих и неспешных процедурах стыковки – расстыковки, выполняемых пассажирским челноком, я не особо торопился. А потому был немало удивлен, когда всем телом вдруг ощутил, как по корпусу корабля прошла волна дрожи. Драга содрогнулась, встрепенулась, словно отряхивающийся от воды большой косматый пес, и вскоре вибрации утихли, сменившись еле ощутимым деловитым гудением. Реактор был запущен и турбины генераторов вышли на рабочий режим.
Почти сразу же в рубке вместо тусклых резервных лампочек вспыхнуло нормальное освещение, и на главном экране засветились первые сообщения.
– Ну что, капитан, – услышал я за своей спиной голос долговязого, сопровождаемый щелчками замков застегиваемых ремней, – теперь скажешь нам, куда летим?
– Коля велел ни в коем разе не обсуждать данную тему до прибытия на место, – отозвался Борис, колдуя над пультом.
– Да ладно тебе! Он же известный перестраховщик! Pourquoi, вообще, такая секретность?
– Жан, отстань! Прибудем на место – сам все поймешь, – лысый повернулся ко мне, надевая наушники, – эй, юнга, дай-ка мне связь с диспетчером.
У меня еще не все было готово, но организация стандартного канала связи не требовала каких-то специфических инструментов. Я натянул на голову наушники, стараясь не думать о природе покрывающих их пятен, и пробежал пальцами по клавиатуре.
– Наши позывные? – спросил я Бориса.
– «Берта-358».
– «Берта-358» вызывает центральную, – включил я свой микрофон, – «Берта-358» вызывает центральную.
– Вас слышу, «Берта-358», – отозвалось в наушниках, и я кивнул Борису, давая понять, что он на связи.
– Я на втором причале, прошу разрешения на отход.
– Та-а-ак, посмотрим, – голос на том конце линии сверился со своими документами, – пошлина уплачена, за парковку… тоже все в порядке. Хорошо, отход разрешаю. Герметизация в норме?
– Все отлично.
– Створ выхлопа – 90 на 40 и минус 35 на минус 80, дистанция – пять тысяч, переходная орбита – плюс два градуса.
– Принято.
– Отключаю магистрали, – на главном экране погасло несколько зеленых транспарантов.
– Подтверждаю.
– Открываю замки, – где-то в глубине корабля послышался глухой лязг и стук.
– Подтверждаю, – старик коснулся джойстиков, – отходим помаленьку.
Кресло подо мной слегка толкнуло меня в спину, а затем ремни мягко вернули меня на место. Наша драга отчалила от станции.
– Счастливого пути!
– Счастливо оставаться! – Борис стянул наушники с головы и сосредоточился на управлении.
Только сейчас я начал осознавать, что и в самом деле отправляюсь на самую настоящую вахту. На самой натуральной орбитальной драге, в компании с совершенно незнакомыми и в высшей степени подозрительными субъектами. И я даже понятия не имел, куда именно мы направляемся. Это, пожалуй, будет даже круче, чем у Сереги, вот только оптимизма этот факт мне совсем не добавлял.
– Вот мы и на плаву, – объявил капитан и оглянулся назад, услышав, как заскрипело за его спиной кресло, в которое втискивалась громада механика, – ну что, Гильгамеш, как там наше сердечко?
– Работает, – пророкотал тот, не вдаваясь в подробности.
– Вот и славно. Время до перехода – пятнадцать минут, можно немного и подремать пока, а ты, юнга, – он ткнул в мою сторону пальцем, – приготовься потеть и молись, чтобы вся твоя похвальба соответствовала действительности хотя бы наполовину, иначе я тебе не завидую.
Ответить на это мне было нечего, да не особо-то и хотелось, а потому я угрюмо сдвинул брови и отвернулся к своему чумазому терминалу, продолжив его настройку. Молиться, впрочем, я не собирался. В моих словах не было ни капли бахвальства, ну, кроме последнего момента с «транспонированием несущей». И меня даже охватила некоторая злость, накатывавшая каждый раз, когда кто-нибудь ставил под сомнение мои способности или, чего пуще, начинал надо мной насмехаться. В таких случаях я порой совершал невозможные вещи, дабы показать скептикам, насколько глубоко они заблуждались.
Сосредоточившись на работе, я краем уха слушал вялую перепалку между капитаном и тощим Жаном, который безуспешно пытался выведать у Бориса цель нашего путешествия. Ситуация и впрямь получалась какая-то странная, когда бригаду отправляли на вахту, не объясняя толком, куда именно они летят. Хотя я не особо хорошо разбирался в организации работы добывающих компаний, чтобы делать аргументированные выводы. Быть может, у них так принято?
На главном экране тем временем набор бессмысленных мутных пятен обрел, наконец, фокусировку, превратившись в медленно удаляющуюся громаду орбитальной станции. Бесформенная и угловатая, обросшая бородавками пристыкованных кораблей, драг и челноков, она плыла на фоне черноты беззвездного неба, до слепящей белизны освещенная идущим откуда-то снизу светом Солнца. Вверх и вниз за пределы экрана уходили многокилометровые стабилизационные штанги, увенчанные густой листвой радиаторов. Вакуум скрадывал размеры и расстояния, и только услышав голос Бориса, комментирующего ход событий, я осознал, как далеко мы уже отошли от нее, и насколько эта махина действительно огромна:
– Так, есть дистанция пять тысяч, – он запрокинул голову, обращаясь к технику за своей спиной, – Гильгамеш, батареи в порядке?
– Лучше новых, – буркнул тот.
– Отлично! Значит можно не миндальничать, – он коснулся терминала, и турбины в глубине корабля взвыли на повышенных тонах, – готовимся к переходу. Время – минус одна минута.
Лысый череп повернулся в мою сторону и рявкнул куда менее дружелюбно:
– Что расселся!? Нечем заняться, что ли?
– У меня все готово, – насупившись, ответил я.
Одна из седых бровей приподнялась вверх, но больше капитан ничего не сказал, вернувшись к своему пульту. Вой генераторов стих, и наступившая тишина чем-то напомнила мне затишье перед бурей. Я стоял на пороге самого безрассудного приключения за всю свою жизнь. Еще несколько секунд и… От мысли о том, на как далеко от родного дома я окажусь, в животе начинало бурчать. Когда расстояния измеряются в световых годах и парсеках, а обычные километры отвешивают десятичными порядками, все твои житейские заботы и хлопоты становятся столь мелкими, что вполне достойны пренебрежения. Какой же я все-таки псих! Что такая букашка забыла в глубине просторов бездонного Космоса? Кем я себя, черт подери, возомнил?
– Ну что, ныряем? – спросил Борис, ни к кому конкретно не обращаясь и сверяясь с клочком бумаги в руке, – будем надеяться, что нас не надули, но я, на всякий случай, все же оставлю зазорчик в парочку а.е.
– Ты уж, Боров, нас не подведи, – взмолился Жан.
