– Что ж, – медленно заговорила она, наконец, – хорошо, что ты не сказал об этом при Малгере. Вот бы ему подарочек получился! Тогда твою миссию точно можно было бы считать проваленной.
– Отчего так?
– Он убежденный изоляционист, и самой мягкой его реакцией было бы:
«я же предупреждал!» Так что давай, – она кивнула на мою тарелку, – доедай быстрее, и пойдем к дяде Оскару, от него пользы больше будет. Доложишь обо всем ему лично, и вместе попробуем что-нибудь придумать.
После этого Кадесту словно выключили, и дальше она ограничивалась редкими односложными репликами, когда в том возникала необходимость. Мне оставалось лишь гадать, что этому причиной – ее обида или же сосредоточенность на возникшей проблеме. Спросить ее я не решился, предпочтя хоть на несколько минут отдаться на волю обстоятельств и послушно следуя за плывущей впереди меня по коридорам девушкой.
Путь до обиталища дяди Оскара не занял много времени – местная транспортная система работала на удивление расторопно – и уже через несколько минут мы зависли перед люком в его личную каюту. И только сейчас и только здесь до меня начало доходить, что собственно вот он – центральный момент всей моей миссии. Что от тех слов, что я скажу, переступив этот ничем не примечательный порог, зависит, возможно, участь тысяч, если не миллионов человек. И вот тут, скажу честно, мне стало страшно не на шутку.
– Что с тобой? – Кадеста, заметив произошедшую со мной перемену, остановилась и взяла меня за локоть, – тебе плохо?
– Что? А, нет, все нормально, – невнятно пробормотал я, безуспешно пытаясь собрать воедино разбежавшиеся по голове мысли. Все пройденные курсы по навыкам поведения в стрессовых ситуациях оказались бесполезны, я медленно, но верно впадал в панику.
– Нормально? – она недоверчиво приподняла одну бровь, – вот уж не сказала бы. Ты же бледный как покойник!
– Нервы малость расшалились, – пришлось признаться мне, – не каждый день, все-таки, такая ответственность наваливается. Ох и наломаю я дров!
– Э-э-э нет, так дело не пойдет, – Кадеста взяла меня за плечи и крепко встряхнула, при этом мои руки-ноги безвольно болтались как вареные макаронины, – ну-ка, соберись! Бояться тебе совершенно нечего: дядя Оскар – добрейшей души человек, и если есть хоть малейшая возможность, он использует ее, чтобы помочь тебе. В этом можешь не сомневаться. Кроме того, я буду рядом с тобой.
– Спасибо, но свои проблемы мне следует решать самому. Тут ты вряд ли сможешь мне помочь.
– Ошибаешься, – она отрицательно помотала головой, – если все обстоит именно так, как ты говоришь, то эта беда касается всех людей без исключения. И меня, и дяди Оскара, и всех обитателей «Ньютона». Что бы там изоляционисты не утверждали, наши народы связаны гораздо крепче, чем им кажется. И поэтому я буду рядом.
– Спасибо, – повторил я, чувствуя, что буря внутри меня немного улеглась. Были ли тому причиной слова Кадесты или устроенная ею встряска, не знаю, но она смогла хотя бы частично вернуть мне утраченную уверенность в себе, – тогда заходим.
Люк скользнул в сторону, и я, сопровождаемый Кадестой, осторожно вплыл внутрь. Вообще-то я предполагал, что личные покои одного из руководителей станции будут хоть чем-то отличаться от стандартных, но ошибся. На «Ньютоне», похоже, вовсе не существовало таких понятий, как «статус» и сопутствующих ему привилегий. Все его обитатели жили и работали в равных условиях, тем более что модули, используемые при строительстве жилых секций, были стандартными. От каюты Кадесты их отличало лишь то, что в условиях невесомости оказывалось возможно использовать все поверхности, а не только пол.
Мы проследовали через прихожую в кабинет, где за столом нас ожидал худой старик, чья голова была украшена редким ежиком коротких седых волос, белизну которых подчеркивал его светлый комбинезон. В «обычном» мире пожилой человек в подобном наряде вызвал бы, по меньшей мере, недоумение, но здесь, на станции, он смотрелся более чем уместно. Его морщинистые руки расслаблено лежали на столешнице, а за его спиной, у окна с видом на сияющий реактор…
Я услышал, как над моим ухом Кадеста глухо выругалась.
– Привет, Кади, – приветливо улыбнулся Малгер, – ну как, Олег, не очень она тебя загоняла?
– Добрый день! – поздоровался я, обращаясь в первую очередь к дяде Оскару.
– Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек! – хрипло ответил тот с неторопливостью старика, который успел повидать в жизни всякое и теперь уже никуда не торопится. Он протянул мне руку, которую я осторожно пожал, – вживую Вы выглядите лучше, чем на фотографии.
Я не сразу сообразил, о какой фотографии идет речь, но потом вспомнил ту спонтанную фотосессию, которую устроила мне Кадеста по прибытии к нам на «Берту».
– Тогда меня застали врасплох, и я не успел сделать умное лицо.
– Да уж, Кади обожает пошалить, – дядя Оскар жестом указал мне на один из табуретов, – располагайтесь.
– Благодарю, – я зацепился ногами за предложенную жердочку, и наши головы оказалась на одном уровне.
– Я понимаю, конечно, что за пару дней толком осмотреть все никак не получится, но все же, каковы Ваши первые впечатления?
– Мои впечатления? Да я просто потрясен! Честно! – мне даже не пришлось ничего приукрашивать, – люди на Земле до сих пор пребывают в плену старых стереотипов. Я всегда допускал, что реальное положение вещей, вполне возможно, существенно отличается от наших представлений, но, несмотря на эти мои попытки мыслить шире, знакомство с вашим «Ньютоном» буквально повергло меня в шок! Мне еще долго теперь его переваривать придется.
– Рад это слышать, – дядя Оскар величаво кивнул, – простите мне мое любопытство, но что именно так Вас впечатлило?
– Так сразу и не сообразишь. Очень уж много всего сразу на меня свалилось, – я задумался, – пожалуй, главное, что нас отличает, так это само отношение к жизни на станции. Кадеста как-то сравнила наши орбитальные базы с осажденными крепостями, и теперь я понимаю, что она имела в виду. Вы-то свою войну с Космосом давно закончили и привыкли жить с ним бок о бок. В ваших постройках, интерьерах, организации быта нет той военизированной дисциплины, как у нас, забота о безопасности не бросается в глаза и не скатывается в откровенную паранойю. Вы научились мирной жизни в таких условиях и теперь можете рассуждать о таких понятиях как комфорт и уют. Еще бы добавить горшки с геранью и фиалками на подоконники – и картина была бы полной.
– Спасибо на добром слове, – старик слегка наклонил голову, – рад, что Вы не позволили застарелым стереотипам заслонить Ваш взор. В то же время я думаю, что и мы сами не безгрешны, и нам также предстоит развеять целый ряд собственных заблуждений. Надеюсь, Вы нам в этом поможете.
От меня не ускользнуло, что Малгер, довольно скалившийся во время моего рассказа, при этих словах как будто потускнел. Они с отцом явно расходились во взглядах на положение вещей.
