– Хорошо, давай завтра свой план, посмотрю.
– Спасибо, – привстав, поблагодарил Гузной.
– Ну а теперь к следующему номеру нашей программы, – многообещающе произнес Оберст и, выйдя из-за стола, обошел его и, присев на угол, уставился на бригадиров. – Давай, Симонс, начнем с тебя.
– Я… я все подробно написал… – сообщил бригадир с рукой не перевязи, поднимаясь.
– Читал, но там как-то сбивчиво. Давай своими словами, но с выражением, – предложил Оберст и криво усмехнулся.
– Ну, охрана в круге заметила шняга. Он вел себя как-то подозрительно. Крепкий такой, здоровый. Дежурный приказал его прихватить, чтобы прощупать, а он стал держать отмашку, потом угнал тележку с товаром.
– И почему же его не перехватили прямо в толпе, Псарь? – спросил Оберст другого бригадира, широкоплечего гиганта-суперколвера.
Тот поднялся, шмыгнул носом, потом дернул головой и снова шмыгнул.
– Короче, сэр, он начал товар разбрасывать. Прям вот так хватал и бросал…
И Псарь показал, как именно разбрасывал злоумышленник драгоценный товар.
– И орал еще, что, типа, фирма угощает. Ну тут, конечно, шняги ломанулись, замес начался. А он оторвался. Тарик сказал, что в прошлый раз кипеш поднимал тоже он. Это когда муфлонов на стройке побили. Он побил.
– Тарик сказал, – повторил Оберст. Тарик был одним из операторов охранного наблюдения. – Чира, почему не смогли взять его на периметре? Как он прорвался в город?
Вскочил Чира. Это был крепкий гоберли с быстрыми черными глазами. Носил прическу конский хвост и кожаную куртку, под которой всегда висел чехол с вибрационным ножом. Чира ведал «пограничной службой» Заводского пустыря, частично разведкой в глубь города и контактами с группировками – мелкими и покрупнее.
– Сэр, он это… Как двужильный! Скакал, прыгал через заборы – подготовка что надо!.. Коп он и есть коп, и тачка у него бронированная.
– Но ушел он не на своей…
– Да, сэр, ушел не на своей.
– Симонс, чего дальше было?
– Его загнали на бывший асфальтовый завод – место нам хорошо знакомое. Мы высадились и пошли прочесывать, он – от нас, мы – за ним. При беспилотном аппарате, все как всегда. Но он его сшиб на раз, как в тире.
Поняв, что тут нужно прерваться, Чира замолчал, ожидая реакции главного. Тот слез со стола и прошелся по комнате.
С «круга» донеслись истошные крики, и все напряглись – неужели опять? Но нет, громкие ругательства охранников свидетельствовали о том, что беспорядки успешно пресекаются, и скоро «круг» снова стал гудеть, как пчелиный улей – ровно и деловито.
– Дальше давай, – приказал Оберст.
– Ну, мы его хорошо прижали у цистерны, послали группу в обход, и дело было почти сделано, а тут… Короче, он оторвался к трубам, там такие широкие навалены, а когда мы за ним сунулись, пальба началась, но оказалось, не по нам. Мы опять туда дернулись – и тут уже по нам. Быстро так. Все прямо разом повалились.
– И немудрено, стреляли из системы «ровер», – подал реплику Штуцер. – Правда, прежде у него такой пушки не было. Шины нашим парням он в прошлый раз дырявил из обычной «девятки».
– Садитесь все, – махнул рукой Оберст, с задумчивым видом возвращаясь к столу. Все, кроме Штуцера, сели, а он остался стоять у стены. Для него у босса были специальные команды, и Штуцер даже по тону приказа понимал, когда тот обращался именно к нему.
– Что у нас с этим, как его?
– Томас Брейн, сэр, – подсказал Штуцер. – Городской шериф из отделения Пятого района. По-ихнему инспектор по безопасности. Мы пытались его захомутать, он оказался колючий.
– То есть?
– Бывалый парень. И на особом счету.
– На особом?
– Да, сэр. Машинка у него – была жестянка, стала броневик. Ну и прикрытие неслабое – в руинах бойцов Симонса положил не он, а кто-то другой.
– Значит, он сознательно вел группу преследования в ловушку? – спросил Оберст.
– Получается, что так, сэр.
– Вы его водили?
– Водили, сэр, только он уже быком на нас стал переть, и я приказал приклеить «жучка», а его пока оставить в покое. Пусть передохнет, пока решим, что дальше делать.
Главный помолчал, потом взглянул на окно, где за решеткой было видно только хмурое небо, и сказал:
– Все свободны, и ты, Штуцер.
Он подождал, когда все выйдут и плотно закроют дверь, затем достал из ящика свой персональный спикер и набрал номер, по которому давно не звонил.
– Давно тебя не слышал, – прозвучал в трубке знакомый голос.
– Давно. Много дел, некогда не то что отдохнуть – подумать о постороннем.
– Наслышан.
– Что-то конкретное?
– Нет, только в общем.
– Мне нужно поговорить с твоими начальниками.
– Э-э… как ты себе это представляешь?
– Я никак себе это не представляю, это ты должен себе представлять.
– Ну, знаешь ли…
– Пять тысяч.
– Десять.
– Семь, Фунт. Семи будет вполне достаточно.
Собеседник Оберста мог бы еще поторговаться, но Оберст нарочно осадил его, назвав старую кличку из прошлого, о котором ныне высокопоставленный офицер Управления полиции предпочел бы не вспоминать.
– Хорошо, завтра я тебе скажу, как сложилось.
– Сегодня вечером. У меня срочное дело.
– Ну… хорошо, – чуть поколебавшись, согласился собеседник. – Я перезвоню тебе на этот номер.
59
В результате аудиенция Оберсту была назначена на десять утра. Время для него подходящее, поскольку в десять он обычно уже проводил первую рабочую перекличку с поставщиками товара и компонентов для производства.
Для такого случая из гаража выкатили представительский автомобиль – большой и значительный, покрытый иссиня-черным лаком.
Машина имела мощный привод от картриджа и большой трехъемкостной батареи, которая составляла половину цены автомобиля.
Корпус был подшит легкой броней из синтетических волокон, отчего машина имела относительно небольшой вес и отличные разгонные характеристики.
В покрышки был вставлен усиленный корд – машина могла скакать на них даже после попадания в шину снаряда автоматической пушки, которые все чаще теперь применялись на улицах во время разборок банд средней руки.
Водителем Оберст взял бригадира шкуродеров Локвуда. Тот когда-то возил одного генерала, пока не решился обокрасть его и сбежать в бандиты.
Локвуд по-прежнему имел важный вид и степенную осанку, и ливрея водителя сидела на нем как влитая.
