Они уже собрались уходить, когда дверь со скрипом отворилась и из нее выглянула древняя, сморщенная и сгорбленная старуха, одетая в коричневое платье и перепоясанная пуховым платком.
– Вам кого? – хрипло спросила она, уставившись на Ника суровым, недобрым взглядом.
– Мне?.. – растерялся он, оглядываясь на Вику. – Нам…Инну Аркадьевну!
– А кто это? – недовольно спросила старуха.
Она замерзла и хотела побыстрее закрыть дверь.
– Х-хозяйка этого дома, – ответил Ник, чувствуя, как у него начинает дергаться подбородок.
– Тут не хозяйка, а хозяин! – заявила старуха, собираясь уже захлопнуть дверь перед носом молодых людей. – Вы ошиблись адресом, юноша!
– Подождите! – сам того не желая, настаивал Ник. – Можно нам поговорить с хозяином?
Ему не хотелось идти в дом, – напротив, он боролся с желанием поскорее унести ноги отсюда, – но было стыдно перед Викой, что он пообещал ей показать портрет, а сам…
– Я пойду спрошу! – поколебавшись, ответила старуха. – Постойте тут.
Она скрылась в глубине дома. Время, казалось, остановилось. С темнеющего неба летели маленькие снежинки.
– А что, если нас не пустят? – спросила Вика.
– Пустят! – в этом Ник почему-то не сомневался.
– Заходите! Хозяин вас примет! – прохрипела старуха, так неожиданно возникшая на пороге, что Ник вздрогнул.
– «Примет!» – шепнула Вика ему на ухо, когда они шли за старухой по длинному темному коридору. – Так сейчас не говорят…
– Ты еще многому будешь удивляться! – ответил Ник, стараясь справиться с собственным страхом.
Они вошли в гостиную, которая неузнаваемо изменилась. Комната была тесно заставлена мебелью самых разных стилей, преимущественно старинных. Диваны с плюшевой обивкой и гнутыми спинками, такие же стулья, пара глубоких кресел, шкафы с вычурными позолоченными украшениями, пестрый ковер под ногами, – и при этом всем современный телевизор на стеклянном ультрасовременном столике, видик, мобильный телефон… У Ника голова закружилась от такого обилия вещей.
– Спасибо, Гортензия! – произнес резкий неприятный голос, и Ник обратил внимание на хозяина, который тоже походил на экзотическую вещь, поэтому они с Викой его и не заметили.
– Здравствуйте… – пролепетал Ник, еле ворочая языком от страха.
В его голове лихорадочно метались мысли. Куда делась Инна Аркадьевна? Кто этот человек в красном бархатном халате, рыжий и сморщенный, как печеное яблоко? Смогут ли они увидеть портрет? Находится ли он в доме? Или исчез, так же, как и хозяйка? Что все это значит, наконец?
Маленький уродец, сплошь покрытый рыжими волосами, сидел в уголке дивана, почти сливаясь с его яркой обивкой.
– Принеси кофе гостям, Гортензия, – проскрипел он, не глядя на посетителей и не отвечая на приветствие.
Старуха молча удалилась. Она привыкла ничему не удивляться, ни о чем не расспрашивать и ни о чем не думать. Хозяин знает, что ей надо делать.
– Присаживайтесь, господа, – наконец, обратился рыжий человечек к Нику и девушке. – Меня зовут Ардалион Брониславович! Честь имею!
Вика осторожно присела на краешек стула, Ник примостился рядом. Стулья стояли вплотную друг к другу, – их было слишком много для такой комнаты, как эта гостиная, где Вален и Ник весной пили чай с Инной Аркадьевной и слушали страшную историю о проклятии рода Баскаковых и Протасовых. Как давно это было! Нику казалось, что минула целая вечность…
Хозяин подошел к буфету в стиле рококо,
[26]
украшенном позолотой, перламутром и слоновой костью, открыл его и достал серебряные блюда с восточными сладостями, – нугой, халвой, засахаренными орехами, рахат-лукумом и цукатами. У Вики разбежались глаза, – и от посуды, и от разложенных на ней угощений. Ника же волновало совсем другое.
– Мы… А где Инна Аркадьевна? – спросил он и тут же почувствовал, что и он сам, и его вопрос выглядят глупо и не к месту.
У него отчего-то закружилась голова, и тело стало легким, как перышко.
– Эта почтенная дама скончалась… – глядя мимо Ника своими маленькими, горящими, как угольки, глазками, ответил хозяин. – Не далее, как пару недель назад. Бедняжка! – он притворно вздохнул. – Едва успела оформить завещание в мою пользу.
– К-как? – удивился Ник, вспоминая Инну Аркадьевну, ее стройное, совсем еще не старое тело, бодрый вид и прекрасное самочувствие. – Отчего?
– Эх, молодой человек! – покачал головой рыжий хозяин, глядя на Ника как на слабоумного. – Возраст, болезни… Люди не думают о душе! А потом, когда спохватываются… – он снова вздохнул и взялся рукой за сердце, – Увы! Слишком поздно!..
– Но…
– Она слегла, и больше не встала, – перебил его Ардалион Брониславович, печально поднимая глаза кверху.
Это у него получилось не очень убедительно.
– Чем это так странно пахнет? – шепнула девушка в самое ухо Ника. – У меня в голове мутится… Попроси его открыть окно.
Ник хотел было открыть рот, но на него нашло какое-то оцепенение, и язык прилип к небу. Действительно, сладковатый одуряющий запах медленно проникал в легкие, растекался по телу слабостью и вялой истомой.
Старуха принесла кофе.
– Угощайтесь! – рыжий хозяин радушно улыбнулся, при этом его длинные бакенбарды разъехались в стороны.
Нику стало смешно. Дом, пышно обставленная комната и сам хозяин больше не казались ему зловещими. Вика тоже заметно порозовела, как от легкого вина.
Ардалион Брониславович пустился в рассуждения о своей любви к покою, тихой, размеренной жизни.
– Я нажил себе неврастению от этой ужасной, нелепой цивилизации! – восклицал он, воздевая руки к потолку. – О, как меня раздражают шум и суета! Куда торопятся все эти люди? А? Может, вы мне подскажете, молодой человек?
Старик хрипло и прерывисто дышал, то и дело потирая виски и прижимая руки к сердцу. У него было отечное лицо нездорового цвета, бледные губы и тонкая, покрытая частыми веснушками, кожа. Но глаза… поражали гордым и насмешливым взглядом, который жил отдельно на этом сморщенном одутловатом лице.
Виктория незаметно наступала Нику на ногу под столом, напоминая о портрете. Пора спросить хозяина о том, зачем они пришли.
Ник пил кофе, покрываясь под рубашкой и пуловером холодной испариной, не в силах отделаться от мысли, что напиток отравлен. Чего вдруг ему в голову пришла эта мысль? Нельзя же быть таким трусом, в конце концов! Вон Вика! Пьет себе спокойно, ест сладости и наслаждается жизнью, а он чувствует себя отвратительно…
Такие колебания настроения от эйфорического веселья до глубочайшего отчаяния были и раньше свойственны Нику, а после психического срыва стали почти нормой. Ему снова стало страшно, а причины этого состояния он не знал. Однако, пора было объявить цель своего визита!
